— Держись! — кричит мальчик.

Он подтягивает сестру за рукав, второй рукой перехватывает ее за капюшон, потом за плечо.

— Больно! — плачет она.

Она почти выскальзывает из куртки, но брат тянет ее наверх. Перехватывает за другую руку. Вес трехлетнего ребенка теперь кажется непосильной ношей. Руки устают почти сразу, но последнее усилие — и они оба валятся на камни, мокрые и испуганные одновременно.

Девочка плачет — не столько от нависшей угрозы, сколько от боли и обиды.

— Кобаль… — всхлипывает она.

Мальчик дышит тяжело, отбрасывает со лба мокрые волосы. Первым делом ему хочется закричать, может даже врезать сестре подзатыльник, но сестра плачет растерянно и безутешно. Возможно, она даже не осознает всю серьезность нависшей над ней опасности. И лишь утрата кораблика — ее детского чуда, — кажется невосполнимой.

— Ну, хватит реветь! — грубовато говорит мальчик.

Он еще напуган и рассержен, но счастливое спасение и слезы сестренки уже смягчили сердце. Где-то далеко слышится стрекот лопастей, и сам вертолет грязно-оранжевым пятном проплывает над переплетенными лапами елей. Но мальчику не до него, да и мало ли вертолетов пролетает над их деревней по воздушному пути от границы и дальше на север и северо-восток.

— Сделаю я тебе завтра другой корабль. Ну? Пошли домой, Лисенок!

Он подхватывает сестру под мышки, одергивает мокрую куртку.

— Дугой кобаль? — сквозь всхлипы переспрашивает девочка.

— Да, сделаю завтра, — обещает он. — Еще лучше. С парусами и даже с матросами. Обещаю. Но маме мы об этом не скажем, хорошо?

Девочка сглатывает слезы и кивает. Она уже готова забыть о случившемся, ведь брат сделает ей новый корабль, лучше и красивее прежнего. А уж он всегда сдерживает свои обещания.

Но только не в этот раз. Завтра для них так и не наступает…

…завтра не наступит и в том случае, если монстр доберется до Лизы раньше Виктора.

Сейчас он чувствовал себя, словно летящим с высокого обрыва вниз. Ветер, будто поршневая помпа, беспрерывно накачивал воздухом легкие. Сердце колотилось от волнения и переизбытка кислорода, в такт реву вращающегося вертолетного винта.

— Смотрите, профессор!

Виктор приоткрыл глаза.

Ощущение падения не проходило, но даже усилилось, как только он проследил за вытянутой рукой сержанта Матьяса (того самого, что сопровождал Виктора из разрушенной лаборатории). Проплывающее внизу море деревьев расступилось, обнажив извилистый шрам железнодорожного полотна. Вертолет снизился, так что теперь можно было увидеть поврежденные и изъязвленные до черноты рельсы.

— Вы были правы, он прошел здесь, — резюмировал сержант.

Виктора вовсе не обрадовало признание его правоты. По правде говоря, он бы предпочел ошибиться. Но вскоре на насыпи стали появляться обломки железа и стекла. А затем и целые вагоны — разорванные, смятые, словно были сделаны не из металла, а из обычной бумаги. Среди этой мешанины железа и копоти то тут, то там виднелись точки распластавшихся на снегу людей. Некоторые фигурки двигались, и Виктор вопросительно поглядел на сержанта. Тот успокаивающе махнул рукой.

— Не волнуйтесь, следом за нами вылетели спасатели.

Конечно, было глупо думать, что военные выделят всего два вертолета для подобной операции. Но они вылетели первыми, имея под фюзеляжем аэрозольные установки для распыления яда.