— Я действительно ученый, — снова попробовал объясниться он. — Я… мы… не желаем зла…

— Ты привел сюда васпу!

— Нет! — закричал Виктор. — Он… это… мой! Я его хозяин! У нас договор! Он клянется!

Виктор не знал, подействуют ли эти слова, но на его удивление хватка все-таки ослабла, автомат опустился до уровня груди. По крайней мере, дышать стало куда легче.

Виктор сделал несколько жадных глотков воздуха и продолжил:

— Он передал вам, что не тронет. Он передал, что у нас договор.

— Я вижу, — на лице капитана отразилось презрение. — Что вам нужно здесь?

— Я хочу только вернуться домой, — устало сказал Виктор. — Пожалуйста. Он… убил моих товарищей. Но меня оставил…

— Естественно, — тем же издевательским тоном поддакнул капитан.

— Пожалуйста, — умоляюще повторил Виктор. — Он сказал, что это очень важно. Он сказал… что сегодня на закате васпы совершат на ваш город налет.

Воцарилось молчание. Капитан даже отступил назад и долго, пытливо всматривался Виктору в лицо.

— Ты не натравишь на нас своего паразита, — наконец сказал он.

Виктор не понял, вопрос ли это или утверждение, но на всякий случай замотал головой.

— Хорошо, — капитан поджал губы и махнул часовым рукой. — Впустите. Но всем быть наготове.

Виктора отпустили. Он привалился спиной к стене, почувствовал, как затряслись колени. Какой раз он уже подвергается смертельной опасности? Виктору хотелось рассмеяться над нелепостью его ситуации, но он стоял тихо.

В таком же полном молчании в крепость вошел и Ян.

Виктору на мгновение показалось, что все часовые, включая капитана стражи, вздрогнули и отступили. Кто-то изумленно присвистнул и произнес тихо:

— Преторианец…

— Молчи, — прошипел другой.

Ян поднял ладонь — так в старых историях приветственно поднимали руку индейские вожди, — и произнес кратко:

— Договор.

— Мы в курсе, — ответил ему капитан (как показалось Виктору — излишне сухо), и спросил:

— Что твой хозяин говорил о налете?

— Проводите нас к начальнику, — сказал Ян. — Я офицер. И не говорю с рядовыми.

Кто-то из часовых присвистнул снова:

— Каков…

Капитан недовольно скривился, но, тем не менее, спорить не стал, а произнес два коротких слова:

— Хорошо. Идемте.

И сделал знак часовым следовать за ним тоже.

Следующие несколько минут напоминали Виктору затянувшееся шествие на эшафот. Один из постовых косился на ученого едва ли не с жалостью. Наверное, он умирал от желания что-то спросить (например, как ученого угораздило связаться с дарским отродьем), но молчал, натыкаясь любопытным взглядом на угрюмое лицо. После чего постовой принимал нарочито равнодушный вид, но потом снова его взгляд нет-нет, да и натыкался на красный мундир васпы.

Капитан Сванберг нарочно старался выбирать наименее людные улицы. Но и здесь, среди обжитого человеческого жилья, сгорбленная, надломленная фигура Яна стала выглядеть еще более гротескно. Он походил на слетевшую с башенного карниза горгулью, и сознавал свое уродство, пытался сделаться незаметнее, привлекать как можно меньше внимания.

При виде его немногочисленные прохожие поспешно сворачивали в переулки и прятались в домах. Родители встревожено подзывали детей и прижимали к себе, провожая ненавистную фигуру испуганными взглядами. Какой-то маленький мальчик громко заплакал, выронив ярко раскрашенный мяч.

— Бука, мама! Бука! — кричал он, направив на Яна палец.

Тот молчал по-своему обыкновению, только еще сильнее втянул голову в плечи.

На счастье, цель их путешествия находилась за четыре квартала от городских ворот. Виктору даже показалось, что при виде здания городской ратуши провожающий их капитан вздохнул с облегчением.

Площадь возле ратуши тоже была почти пуста. Патрульные тихо переговаривались у главных дверей, изредка придирчиво разглядывая пропуска гражданских. Несколько человек, в ожидании свой очереди, бесцельно бродили возле здания, нервно поглядывали на часы, курили. Группка молодых людей пристроилась на ржавом капоте покореженной легковушки: ходила по кругу пивная бутылка и шелестела оберткой немудреная закуска.

Но каждый человек, пусть и занятый своим делом, однажды чувствовал смутное беспокойство (запах?). Вздрагивал, тревожно озирался, пытаясь понять причину неожиданно нахлынувшего дискомфорта. И всякий раз безошибочно выделял ржаво-красный офицерский китель. Тогда гул голосов стихал, движение останавливалось, головы уходили в плечи. Идя в мучительной тишине, под прицелом сотни настороженных глаз, Виктор почти физически ощущала зарождающуюся волну мутного ужаса. Страх сочился сквозь кожу, сквозь одежду. Стлался по асфальту тяжелыми серпантинными лентами, похожими на липучки для мух. Страх передавался, как инфекционная болезнь. Им пропитались даже чахлые деревья, привыкшие к выхлопным газам и копоти.

Страх был паутиной, за прочные нити которой дергал голодный паук — васпа, чудовище из бабушкиных сказок.

Ян по-прежнему не глядел по сторонам, целенаправленно хромая по направлению к кирпичному зданию, и лицо его оставалось бесстрастным. Каменным. Но Виктор разглядел, как дернулись кверху уголки губ в едва заметной ухмылке самодовольства.