— Гипогликемия, — ответил тот. — Случается у диабетиков при передозировке инсулином или неправильном питании, или в результате стресса. Девушке надо всего лишь следить за собой. Мы ввели ей внутривенно раствор глюкозы. Теперь, думаю, все будет в порядке. Поправляйтесь.

Врачи уехали. Администратор, который все это время тоже присутствовал в номере, пролепетал что-то о том, что надеется на скорое выздоровление, начал говорить что-то про оплату, но тогда Виктор просто молча достал кошелек и, не глядя, сунул мужчине несколько купюр.

— Я побуду здесь, — сухо сказал ученый. — Если что-то понадобится, сообщу.

Администратор скосил глаза, оценил выданную наличку и испарился с ловкостью факира. Виктор подошел к кровати на трясущихся ногах, присел на краешек. Лиза попыталась отодвинуться, натянула покрывало на подбородок, глядя поверх него виноватыми глазами.

— Прости, я тебе не сказала…

— Все в порядке, — Виктор тепло улыбнулся. — Никто не виноват в своей болезни.

— Я не помню, как это случилось, — пожаловалась она. — Я так устала вчера…

— Ты просто переволновалась.

— Я еще вчера заметила слабость, — согласилась Лиза. — И много спала… А утром стало нехорошо, но голова была, как в тумане… Все эти события… ты слышал новости? Про тех убитых…

Она поежилась и жалобно поглядела на Виктора. Он ободряюще положил ладонь на ее колено.

— Не думай о них, — сказал он. — Тебе не о чем теперь волноваться. Отдыхай и ни о чем не думай.

— Ты сердишься на меня?

Виктор вздохнул.

— Ну что ты, — успокаивающе сказал он и усмехнулся. — Я сам хорош. Устроил истерику.

— Значит, ты волновался за меня?

Ясные зеленые глаза девушки смотрели настороженно, с надеждой. Ее пальцы подрагивали, нервно разглаживали ткань покрывала. Будто случайно, коснулись руки Виктора.

— Волновался, — признался он, и сжал ее пальцы.

Она пододвинулась к нему. Доверчиво, как домашний зверек. Он погладил ее по плечам, коснулся растрепанных волос.

— Все теперь будет хорошо, — пообещал он, привлекая ее к себе. — Ты мне веришь?

— Верю, — выдохнула она в самые его губы.

Виктор почувствовал сладкий привкус меда и, может, еще молока, а кожа оказалась теплой, шелковистой, податливой. Тогда нахлынула пьянящая и теплая волна, затопила комнату, отгородив от внешнего мира двоих людей. И, увязнув в тягучей любовной патоке, они не слышали ни приглушенного пиликанья телефона, ни жужжания осы, попавшей в ловушку между оконными рамами.

20. Западня

…Сколько их прошло, однообразных, темных дней, месяцев, лет? Время остановилось. Сжалось в комок, будто в неподвижности было избавление от боли.

Мальчик цепенел вместе с ним. Некогда огромный мир сначала уменьшился до размеров Улья, затем ограничился замкнутым пространством каземата, и, в конце концов, сомкнулся на мальчике, как защитная скорлупа. Она нарастала новыми слоями, костенела, но под ней еще шевелились не вытравленные до конца воспоминания прошлой, далекой жизни.

Они воплощались в рисунках. Это помогало мальчику выдержать окруживший его ужас бесконечных тренировок и пыток, слабым лучиком света вонзалось в непроглядный мрак, не давая сердцу окаменеть окончательно.

Но Дар не поощряет романтиков и мечтателей. Дар ненавидит любые проявления человеческих чувств. И когда наставник Харт обнаружил исчерканные карандашом наброски, Улей содрогнулся от подземных казематов до верхушек смотровых башен.

— Случай неслыханный, не достойный дарского воина, — жаловался Харт коллеге, в то время как неофит, подвешенный на дыбе, захлебывался собственной кровью. — Из-за этого упрямца мне самому приходится подвергаться наказанию. А ты знаешь, как рады господа преторианцы заполучить в когти нашего брата.