Девчонка, сальдо-бульдо подведи.
Весь мир ночной, уснувший на груди,
Пинком в живот, как кошку, разбуди… —
Да ты не спишь?!.. —

Лиловый, апельсиновый Монмартр…

И лупит дождь. А есть французский мат?!
Конечно, есть. Он сладкий, будто яд, —
Как ты, Париж.

Париж, ты крут. Как лошадиный круп.

Я слизываю дождь с гранитных губ.
И Сакре-Кер, бараний мой тулуп,
Навис в ночи

Над жалким телом женщинки: согрей!

Над нежным телом нищенки твоей,
Горящей меж откормленных грудей,
Как угль в печи.

Иду. Из подворотни зырк — пацан.

За сотню франков я б к его усам
Прилипла бы. Да я другому дам.
Ему: тому,

Кто вознесся над сыростью — царем.

Кто вознесся над сытостью — ребром
Голодным, тощим, впалым животом,
Прожегшим тьму.

Лиловый дождь кроваво тек с зонтов.

Я каблуками шла поверх голов.
Я знала то, что в мире есть любовь.
Но чтобы — так?! —

Всем золотом фонарных мокрых щек,

Всей грудью крыш, — а вот горит сосок —
Петуший флюгер! — до костей-досок —
За мой пятак —

Российский, черный!.. — вжаться так в меня,

Чтоб извивалась, чтоб внутри огня
Жила! Чтоб не могла прожить и дня
Без этих глаз —

Без глаз твоих, Париж, гуляка мой,

Бросай абсент, мужик, пошли домой,
Я баба русская, тебе кажусь немой,
Разденусь враз

Перед тобой. Все перлы обнажу.

Гляди: снега. Гляди: одна дрожу
Под выстрелами. Сына не рожу
Я от тебя.

Ведь ты Портос, портач. Ведь ты богач.

Я — нищенка. Я — лишенка. Хоть плачь.
Будь мой Сансон. Будь Гревский мой палач.
Умру — любя.

И, может быть, придет Тулуз-Лотрек,

Такой горбатый, хлебный человек,
Горбушка, шишка на макушке, век
Не жравший всласть, —

И зарисует мой горящий рот,

И синий дождь, и мокрый эшафот,
И мертвый глаз, и пляшущий народ,
И ночи пасть.

БАР ФОЛИ-БЕРЖЕР

Девушка, девушка,
Девушка моя… —
Дай вина мне, девушка!..
Позабудусь я.

* * *