Читаем полностью

ДЕГА. ОРСЭ. ГОЛУБЫЕ ТАНЦОВЩИЦЫ

…Как шли мы — не вспомню от счастья никак,От слез, затянувших петлеюМне горло. И Лувр погрузился во мрак,И Консьержери — пеленоюОкуталась. Крепко держал меня мужЗа руку: боялся, исчезну,Девчонка, без году жена, Скарамуш,В довременно-черную бездну.Мы были в Париже. Казалось то намУсловленным знаком Господним:Он руку воздел — и Содом, и БедламРоссии — бельишком исподнимЗа далью помстились…Не помню, как шлиИ как очутились в покое.А помню — паркет в лучезарной пылиИ живопись — шумом прибоя.И живопись — морем, где пена и соль —На лицах, на ртах и ресницах.И живопись — мука, и пытка, и боль,С которой до гроба тащиться —Поклажа тяжка на бугристой спине,Дождями размыта дорога.Муж рот облизнул. Муж стоял, как в огне.Качался, как в холод — от грога.Тек пот по его поседелым вискам,И пальцы его шевелились.«Я землю создам… И я воду создам —Такую, чтоб люди склонилисьИ пили!.. Я тело вот так напишу —Чтоб старец возжаждал юницу!..»И он не заметил, что я не дышу,Что копьями стынут ресницы.Девчонки в балетной тюрьме, у станков,В марлевках крахмальных и пачкахСияли, как синие звезды веков,Как пена в корыте у прачки.Они опускали бретельки со плеч,На козьи копытца пуантовВставали, горя — тоньше храмовых свечИ ярче златых аксельбантов.Ах вы, колокольчики вы, васильки!Все ваши балетки истлелиВ пожарищах века, в кострищах тоски —И ваших детей колыбели,И внуков… Шатнулся, любимый: узнал,Почуял всей кожею — небыль…А синий, в полмира, гремел Карнавал,Шел кобальт мой синий — в полнеба!Летел ураган — грозный ультрамарин,Пылала индигова пляска —За то, что тот парень был в мире один —Дега, — и была его краска,И были балетные девки его,Субретки, рабочие клячи,Кормившие черствой галетой его! —Все знавшие, что он там прячетНа холстиках драных, где светит пастель,Где масло саргассами льется:Их Вечность!.. Да, Вечность!..Не смех. Не постель.Не сердце, что кражей упьетсяПодружкиной брошки. Не пляс во хмелю.А зеркало, в коем — пред Богом…«…Как юбки я синие эти люблю», —Шепнула темно и убого.Муж руку мою взял в горячий кулакИ стиснул до боли, как птицу.И так руки сжав, мы дрожали, как флаг,Что по ветру плачет, струится —Затем, что одна опостылая жизнь,Балетка, козявка, Козетта, —Затем, что ты веришь в бессмертье, дрожишь,А Бог покарает за это.