The whole lobby was a perfect pandemonium, and the din was terrific (весь вестибюль стал настоящим адом, и шум был ужасающим; perfect — совершенный, идеальный; полный, точный; pandemonium — ад, обитель демонов; столпотворение). A crowd assembled outside in the Haymarket, and asked if it was a vestry meeting (толпа собралась снаружи в Хэймаркете, и /все/ спрашивали, не заседание ли это приходского управления; vestry — собрание прихожан-членов церковной общины; заседание приходского управления или церковного совета; meeting — заседание, митинг, собрание); or, if not, who was being murdered, and why (или, если нет, то кого убивают и почему)? Men came with poles and ropes, and tried to separate the dogs, and the police were sent for (пришли люди с шестами и веревками и попытались растащить собак, послали за полицией; to separate — отделять, разъединять, разводить; to send).

And in the midst of the riot that sweet young lady returned (и среди потасовки вернулась милая барышня; riot — бунт, восстание, мятеж; дебош), and snatched up that sweet little dog of hers (и подхватила своего дорогого милого песика) (he had laid the tyke up for a month, and had on the expression, now, of a new-born lamb) into her arms (он вывел дворнягу из строя на месяц и теперь принял вид новорожденного ягненка; to lay up; to have on — быть одетым в), and kissed him, and asked him if he was killed, and what those great nasty brutes of dogs had been doing to him (и поцеловала его, и спросила, не убит ли он, и что эти большие мерзкие грубые собаки сделали ему; brute — животное; жестокий грубый человек, скотина); and he nestled up against her, and gazed up into her face with a look that seemed to say (а он прильнул к ней и посмотрел ей в лицо с таким видом, который словно говорил; to gaze — пристально смотреть, вглядываться): "Oh, I'm so glad you've come to take me away from this disgraceful scene (я так рад, что вы пришли, чтобы унести меня из этого постыдного места)!"

pandemonium [,paend'munm] lamb [laem] nestled [nesld]

The whole lobby was a perfect pandemonium, and the din was terrific. A crowd assembled outside in the Haymarket, and asked if it was a vestry meeting; or, if not, who was being murdered, and why? Men came with poles and ropes, and tried to separate the dogs, and the police were sent for.

And in the midst of the riot that sweet young lady returned, and snatched up that sweet little dog of hers (he had laid the tyke up for a month, and had on the expression, now, of a new-born lamb) into her arms, and kissed him, and asked him if he was killed, and what those great nasty brutes of dogs had been doing to him; and he nestled up against her, and gazed up into her face with a look that seemed to say: "Oh, I'm so glad you've come to take me away from this disgraceful scene!"

She said that the people at the Stores had no right to allow great savage things like those other dogs to be put with respectable people's dogs (она сказала, что хозяева магазина не имеют права разрешать оставлять больших свирепых животных вроде этих /других/ собак вместе с собаками порядочных людей; to allow — позволять, разрешать), and that she had a great mind to summon somebody (и что она намеревается вызвать кое-кого в суд; to have a great mind — быть склонным /сделать что-либо/).