Всадник облизнул пересохшие губы. Спина и грудь его, напротив, были мокры от испарины; пот стекал по животу, неприятно щекоча кожу, капал с падавших на шею волос, струился по лбу и щекам. Беглец, не останавливая коня, достал платок, быстро обтер лицо, ударил шпорами. Звук трубы, раздавшийся снова, уже не испугал его. Возможно, передают послание или ищут кого-то, но не его - иначе стражники второй заставы непременно устроили бы досмотр… Все, по милости богов, идет как надо! С вечера он припрятал талисман в укромном место, а потом, как советовал кхитаец, переоделся в темный плащ и со всяческими предосторожностями вылез в окно - к счастью, чужеземцы обитали в западном крыле дворца, у сада, где не так уж трудно скрыться! Он пересек этот сад и одолел ограждавшую его стену и ров за ней; затем скрылся в переулках Тарантии, нашел дом доверенного помощника, где поджидал его конь. Ждал уже не первый месяц, ибо кому известно, когда грянет война? Предусмотрительные скроются, а глупцы, вроде Лайоналя, попадут в подземелье Железной Башни, в руки палача… Себя он считал предусмотрительным человеком.

Возбуждение вновь охватило его; будучи решительным и грубоватым, он прежде и не подозревал, что одарен подобной чувствительностью. Что ж, волна удачи несет его! И пусть несет! Удача нужна воину!

Опять труба… Беглец поморщился, но решил не обращать внимания на ее отрывистые пронзительные трели. Пусть себе трубят, сколько желают; его не испугаешь и не остановишь! На миг он испытал нечто вроде стыда за свои прежние страхи, но тут же нашел утешение: разумеется, он волновался не за себя, а за сохранность талисмана! Приосанившись, всадник разразился хохотом, и эти звуки, будто бы спорившие с трубным гласом, подбодрили его.

К третьей заставе он приближался уверенно и спокойно. Трубы не смолкали, но беглец предпочитал не слышать их; занятый своими мыслями, он едва не пропустил показавшийся вдали огонь, знак очередного поста. Конь его по-прежнему несся как птица - хороший конь, выносливый, туранских кровей; сколько уже проехали, а он будто и не устал. Еще немного, и…

Но что там? В первое мгновенье всаднику показалось, что глаза подводят его; потом он разглядел, что дорогу перегородили воины в доспехах - угрюмые, молчаливые, с копьями и арбалетами в руках. Два плотных ряда - не проскочишь, не объедешь! Он натянул узду, и конь послушно замер, но в следующий же миг беглец попытался резко развернуть его назад. Но за спиной, перекрывая трубные звуки, уже слышался топот копыт; стражники, охранявшие дорогу, приближались сзади.

Стражники? Нет! Лоб беглеца вновь оросился испариной, руки, сжимавшие повод, задрожали, колени ослабли. Не просто стражники, а Черные Драконы, королевская гвардия! И впереди - Паллантид! Гирканец, варвар и верный пес другого варвара, захватившего аквилонский трон!

Беглец побледнел, в досаде бросил поводья и стал ожидать приближения врагов.

– Не утомился, ублюдок? - спросил подъехавший Паллантид. Казалось, он спокоен и свеж, будто и не скакал половину ночи, преследуя беглеца.

– Нет, собака! - резко ответил тот. - Я не устал и готов помериться с тобой силами - один на один, как подобает рыцарям!

– Рыцарям, а не ворам, - многозначительно сказал командир Черных Драконов. - Нет, сир Каборра, я не стану с тобой сражаться! Я просто прикажу связать тебя, а если ты шевельнешь хоть пальцем, то отведаешь и плетей!

– Это еще почему? - Винчет Каборра свел брови, пытаясь сохранить остатки высокомерия. Подняв руку с бронзовой пластинкой, он произнес: - Я - посланник, гость! И, до тех пор, пока наши армии не встретились в бою, я нахожусь под королевской защитой!

– Ты больше не гость, - произнес Паллантид, срывая с запястья зингарца знак с оранжево-красной лентой. - Что посланнику делать тут, ночью, на безлюдной дороге? Место уединенное, время позднее - для злодеев, а не для послов!

– Я решил уехать. Уехать, понимаешь? Было ведь сказано твоим королем, что любой посланец вправе убраться из Тарантии до начала военных действий. Вот я и убираюсь! Чем ты недоволен? - Каборра оскалил зубы в хищной усмешке.

Ответная улыбка Паллантида была исполнена зловещей иронии.

– Раз ты уже не посол, то и дозволение владыки к тебе не относится, - произнес он, пряча бронзовый медальон за пояс. - Вот так, клянусь Митрой! Мы следили за тобой, зингарец; следили и прежде, а особенно с того мгновения, как Минь Сао, этот колдун, покинул твои покои. И теперь я знаю, что ты не солгал в одном: ты хотел убраться на юг, к побережью!

– Пусть так, - беглец окинул презрительным взглядом два десятка Черных Драконов и выстроившихся поперек дороги стражников. Он уже взял себя в руки и теперь был спокоен, почти что невозмутим. - Пусть так, - повторил он. - Но что преступного в пустых разговорах с кхитайцем? И что вам нужно?

– Сейчас узнаешь! Сейчас поглядим, были ль те разговоры пустыми! - Тон Паллантида вдруг сменился, в голосе его зазвучали суровые нотки. - Слезай с коня, зингарский шакал!