— Это цифры — особая счетная запись, господин воевода. Я этой записи купеческих детей в Академии обучаю. Обратите внимание: литер на каждом шлеме всего четыре. Это значит, что самая малая запись, которая может быть — один, а самая большая — девять тысяч девятьсот девяносто девять. То есть, тьма[11] без одного человека. Если бы литер было три, то это означало бы, что запись рассчитана, самое большее, на тысячу, а если бы две, то только на сотню. Но литер четыре, значит счет собирались вести на несколько тысяч — до тьмы. Вот этот шлем — сто девятый, значит, до него было сделано сто восемь…

Мишка прервался, потому что понял: его не слушают — Корней и Федор уставились друг на друга с удивленно встревоженным выражением лиц, потом боярин Федор решительно, даже зло, произнес:

— Не может быть, напутал что-то парень.

— Кхе, Михайла, ничего не путаешь? Может… это как-то по-другому прочесть можно?

— Читать можно, как заблагорассудится! Журавлевские ратники, к примеру, уверены, что здесь начертаны колдовскими рунами их истинные имена, и через это власть Журавля над их жизнями беспредельна. Это — вранье, и любое другое прочтение будет враньем или глупостью. Верно только то, что сказал я!

— Мало ли, что ты сказал? — пробурчал боярин Федор. — Проверить бы, как-нибудь…

«Ну, хотел, старый, чтобы я бояричем себя ощутил? Получи!»

Мишка поднялся с лавки, глянул на Федора сверху вниз и выдал «железным» голосом:

— Дозволь осведомиться, боярин Федор Алексеевич, часто ли тебе слово Лисовинов проверять доводится, а если часто, то в чем причина такого недоверия?

— А ну, сядь! — рявкнул дед. — Выделываться он мне тут будет… гордый, едрена-матрена!

— Недоверие не мне высказано, но роду…

— Сядь, я сказал! — Корней хлопнул ладонью по столу. — Не недоверие это! Нам ошибки допустить нельзя… А ты Федька… — дед сделал короткую паузу и передразнил гнусным голосом: — «Мало ли, что ты сказал?» С бояричем… с командиром сотни стрелков говоришь!

«Опаньки! А как же разжалование? Выходит правильно Алексей все истолковал? И я все правильно понял!»

— Все равно, Кирюша, — извиняться Федор даже и не подумал — ни ты, ни я этой записи… счетной не знаем. Кто ее знать может? Отец Михаил?

Про «арабские» цифры монах мог и слышать, все-таки, учился в Константинополе, но рисковать Мишке не хотелось — а вдруг не слыхал? Тогда неизбежен вопрос: «А откуда знает отрок Михаил?» Да и арабское начертание было несколько иным.

— Деда! — Мишка забыл об официальном тоне. — Позови кого-нибудь из крестников или любого отрока из первого десятка. Они эту запись тоже знают.

— Кхе! Но учил-то их ты!

— А откуда ты сам эту запись знаешь? — угадал мишкины опасения Федор. — Никто не знает, а ты и… Журавль знаете. Это как?

«Поздравляю, сэр Майкл! „Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу“».

— Я эту запись сначала у иноземных купцов в Турове видел, а потом на чертеже земель, который у журавлевских соглядатаев нашли. — Мишка пожал плечами, словно речь шла о каких-то совсем незначительных вещах. — Ну, кое-что сам додумал.

— Кхе… додумал он…

— Погоди, Кирюш, пусть отроков позовет. — Федору, похоже пришла в голову какая-то идея. — Найдем, как проверить.

— Лавруха, позови, кого поблизости найдешь! — скомандовал Корней. — А ты, Михайла, пока проверять будем, ни слова, ни звука. Вообще, отойди-ка вон туда, чтобы они тебя и не видели.

Мишка уже собрался отойти в указанный угол, когда боярин Федор велел:

— А расставь-ка ты шлемы по… старшинству, что ли. Вот этот сто девятый, да? Тогда, те, что меньше в эту сторону, а те, что больше — в эту. И по порядку.

Мишка расставил шлемы в порядке убывания номеров — сто девятый оказался самым большим — и отошел в угол. Через некоторое время в горницу просунулся Лавр.

— Троих нашел, батюшка. Хватит?

— Давай по одному!

Первым «экспертом» оказался Роська. Он, по приказу боярина Федора, быстренько зачитал номера шлемов: 53, 66, 67, 79, 82, 91, 102 и 109.

— Гм, последний, значит, сто девятый?

— Так точно, боярин! — бодро отрапортовал Роська.

— Ага. — Федор благосклонно кивнул. — А какое самое большое число можно этими литерами записать?

— Какое угодно, только цифр больше будет, чем здесь!

— Нет, четырьмя литерами, сколько записать можно?

— Девять тысяч девятьсот девяносто девять!

— Вот, как… ну а тьму записать можно?

— Нет, боярин, пять цифр понадобится.

— Так, значит… — Федор задумчиво поскреб в бороде. — А скажи-ка отрок…

— Урядник Василий!

— А скажи-ка нам, урядник Василий… вот этот шлем девяносто пятый…

— Девяносто первый, боярин!

— Да, девяносто первый, а как будет, к примеру, девяносто девятый?

Роська поискал, чем писать, потом макнул палец в миску с водой, стоящую под светцом и вывел цифры прямо на столе.

— Почему две? — тут же прицепился боярин Федор. — Здесь везде по четыре литеры!