Жалобное мяуканье старой кошки под дверью соседа. Она, гонимая инстинктом, выходит на охоту поздним вечером и возвращается с добычей уже глубокой ночью, когда во всех окнах гаснет свет и все двери закрываются. И мяукает – и так жалобно, будто младенец плачет. Ему всегда было жалко ее, эту кошку, жалко и сейчас. Одно время он набрасывал плащ прямо на пижаму, выходил и стучал в соседскую дверь. Перестал так делать с тех пор, как однажды у него случился приступ, он споткнулся об игрушку, брошенную соседскими детьми в саду, упал лицом вниз на бетонную лестницу, сломал нос и вывихнул правую руку.

Стук колес проезжающего поезда. Смутные воспоминания о каких-то нежных прощаниях и встречах на вокзале, а сразу вслед за этим – как гром среди ясного неба – мучительно яркое воспоминание о пережитом ужасе, когда под утро, в тисках невыносимого отчаяния, под действием целого коктейля из лекарств, алкоголя и тоски, он с криком побежал напрямую через поле, чтобы лечь на рельсы и все наконец раз и навсегда закончить. Когда поезд подъехал, Йоахим был всего в нескольких сотнях метрах от него, запутавшись в колючей проволоке, которую кто-то предусмотрительно натянул вокруг своего участка. Как эпилептик в конвульсиях, он бился головой о твердую, смерзшуюся землю. Потом долго стоял на коленях с молитвенно сложенными руками, не отрываясь, смотрел на пути и плакал. Домой ему удалось вернуться затемно. Никто его не заметил. Он закрылся на чердаке и не выходил оттуда трое суток. При звуке проезжающих поездов он затыкал уши и накрывал голову одеялом и подушкой.

Успокаивающие, знакомые звуки обычной, рутинной, ежедневной возни внизу. В кухне, в гостиной, прихожей. Звон тарелок, еле-еле слышные звуки музыки из радиоприемника на холодильнике, звонок телефона, смех и возбужденные голоса детей и иногда Урсулы, свисток чайника, шум пылесоса, кукование кукушки в часах, вой кофемолки, стук в дверь, скрип несмазанных дверных петель, которые он давно обещал смазать, звук поднимающейся и опускающейся двери гаража, лай соседской собаки, когда выезжает машина Урсулы…

Нормальные, обычные звуки происходящей вокруг жизни.

А он больше не хочет жить. Наступил такой момент, когда продолжение уже не имеет для него никакого смысла. Ничто не может его заставить встать утром с постели и жить дальше, и нести свою ношу. Он считает, что каждый человек имеет право выбрать этот момент сам. Дату своего рождения нельзя выбрать самостоятельно, но должно существовать право выбрать самому дату собственной смерти. Это не значит, однако, что он может спокойно портить своим самоубийством этот дом и жизнь близким, которые здесь останутся. Потому что это разные вещи: умереть в своей постели от рака или повеситься на поясе от штанов.