С одной стороны, он раздражённо, что-то оскорбительное бросает и это становится последней каплей, Буббе срывает флаг. А с другой – Бубба ни с того, ни с сего, кидается на него…
-Я что же, просто ни за что убил парня? – Холодея изнутри, шепчет Лёха. Он постарался разделить память, как-то понять, что в ней ложно, что создано разумом в качестве оправдания, а что реально, что было на самом деле. Фиаско, причём сокрушительное. Вместо того что бы получить верный ответ, он только получил ещё кучу деталей, противоречащих одна другой. В итоге он так запутался, что уже был уверен, что и вовсе, сам на Буббу кинулся и зарубил его нафиг, просто потому что на душе погано было и хотелось негатив скинуть. Хорошо, что Буббу он убил его же топором. Иначе, в этот момент, он бы сам себе в лицо плюнуть попытался бы.
Впрочем, это копание в воспоминаниях, ему не сильно помогло. С ужасом, Лёха начал понимать, что память искажается лишь ещё сильнее. Он пытался разобраться в деталях, но лишь наплодил новых, то ли вспомнив их, то ли создав в собственном воображении…
Левая стена вдруг подёрнулась дымкой. Волосы встали дыбом. Он скосил взгляд.
-Ты не думай даже. – Прошептал Лёха, вдруг сообразив, что вот те складки в метре от пола, жутко напоминают бровь. А чуть в сторону, тоже складочки от мягкой обивки, ну очень похоже на нос…, толи кажется, толи складка под «носом», слегка исказилась, словно в ехидной улыбке.
-Господи, боже мой… - Выдохнул он, чувствуя, как по спине бежит струйка пота – стена. Он не ошибся. Она улыбается. Мерзко, ехидно. Её глаза пока закрыты, но он уже слышит, как она дышит. С хрипотцой так. Оно и понятно – там же всё в подушках вот и…
-Не надо… - Пищит Лёха, сжимаясь в комок в углу комнаты.
Складки «глаз», трепещут. Складка «рта» стены, искажается, он уже видит чёрточки на «щеках», от движения уголков «губ». Вот-вот она оживёт и начнёт разговаривать. Кажется, вторая стена тоже отращивает себе глаза…, а ведь он тут уже три дня сидит. Может в этом дело?
-Ну, чё уёбок, не скучал тут без нас? – Ехидно говорит…, нет, стена ещё «спит». Более того, складки разглаживаются, стена снова становится, просто стеной.
Говорит охранник, вертухай тот штопанный, что привёл его сюда.
-Н-нет. – Мямлит Лёха.
-Заходи, сосед у тебя будет. – В комнату вталкивают подтянутого, мускулистого зека.
-Начальник, ты гонишь? Нахуй мне сосед? Давай хату одиночку. Не гони в натуре.
-Ты мне побазарь ещё. В темпе блять зашёл и в угол сел.
Мужик на пороге вскрикивает, потом запрыгивает в комнату.
-Ебанутый? – Вопит он, крутя пальцем у виска. – Ты себе в бочину стволом ткни придурок.
Охранник, молча, закрывает дверь. Лязгают замки. Мужик садится у стены и мрачно смотрит на него. Лёха смотрит в ответ, иногда косясь на стены – вроде не оживают…
-Здорово. – Говорит зек, с лёгким подозрением косясь на пальцы Лёхи. Внимательно смотрит. В памяти тут же всплыли «особые» выходные дни в бараке – в такие дни, блатные и просто зеки, делали наколки. Имелись в тюрьме свои мастера этого дела. Они ценились и пользовались уважением других заключённых. Полезным делом занимались. И не только потому, что набивка сложной красивой наколки, отнимала иной раз годы – есть чем заняться, пока тянешь срок, но и потому, что их профессия несла важную функцию. В такие дни, новым петухам в обществе барака, в принудительном порядке, набивали наколки. Чаще перстни на пальцах. Человек, знакомый с тюремными наколками, с одного взгляда мог по этим перстням сказать, кто перед ним и можно ли с этим человеком здороваться, касаться его, брать что-то у него или нет.
-Малой, наколку сделать не хочешь? – Словно наяву, услышал он вопрос, лучшего кольщика в их бараке. Собственно, других в бараке всё равно не было, так что лучший он был на все сто.
-Нет. – Ответил Малой тогда и снова стал смотреть в пол.
-Н-да. – Кольщик отвернулся и Лёха услышал его новые слова. – Немой его назвать надо было, а не Малой. Молчит вечно, мне аж не по себе становится, чё там у него в башке не понятно…
-Мужик да? – Говорит новый сосед по палате…, в смысле по камере.
-Да. – Отвечает он, украдкой глянув на стену. Брови, нос, рот, всё пропало. Стена снова стала просто стеной. Фух…, как гора с плеч.
-Я тож. В отрицалово ухожу, а пока…, - мужик воровато оглядывается и почти шёпотом говорит. – Блатные реально живут. Если проканает, авторитет подниму, и всё, в дамки сразу. Сечёшь в натуре? – Лёха улыбнулся – похожие мысли были и у него, чуть раньше, пока Буббе голову не вскрыл…, н-да. Не стоило, наверное, этого делать.
-Ты не парься, что я одиночку требовал. – Парень улыбнулся приветливо. – Я не из-за тебя. Просто хня такая по отрицалову, оно против режима в принципе, сечёшь? Да и солиднее в одиночке. Свихнуться правда можно, но бля! Братан, кто не рискует, тот звёзд не колет, сечёшь?
-Ну…, не совсем. – Признался Лёха. Он тюремный сленг, кое-как разбирать научился, а тут в речи смешалось всё – и слэнг уличный и тюремный и вообще какой-то сугубо специфический.
-Не парься, потом вкупишься в тему.