007. Вы живёте только... трижды

— Можем, — кивнул Альбус, — поэтому я пока не форсирую события, а наблюдаю. Тут есть ещё Корнелиус. Он и его шайка не верят в возрождение Тёмного Лорда, а я не боюсь заявлять об этом открыто. Поэтому я ожидаю, что, чтобы нейтрализовать моё влияние на учеников, Корнелиус назначит в школу проверяющего. С самыми широкими полномочиями. Так что ближайший год в Хогвартсе будет весёлым, — мрачно подытожил директор. — Интересно, что получится, если мы стравим Поттера и этого проверяющего?..

— Альбус!!! — Минерва задохнулась от возмущения. Всё было неправильно, совсем-совсем неправильно! Но какой же аргумент можно противопоставить насквозь логичным, но неправильным доводам Дамблдора? — Но ты же сам говорил, что Волан-де-Морт отметил Гарри Поттера как равного себе, а это означает, что они должны будут сразиться!

— Они уже сразились, — отмахнулся директор, рассеянно просматривая какие-то счета из огромной груды, лежащей на столе. — В конце прошлого учебного года. И разошлись с ничьёй. Если это лучшее, на что Поттер способен, то нам в самом деле имеет смысл перейти к Долгопупсу.

— Но Поттер же отмеченный! — взвизгнула Минерва. — У него же шрам! А у Невилла нет никакого шрама!

Альбус повернулся к Минерве, аккуратно откладывая листы.

— Ты, видимо, слишком привыкла к виду Поттера, — мягко сказал он, готовя её к падению в пропасть. — И не отдаёшь себе отчёт в некоторых вещах. А следовало бы. Как увидишь его снова, отведи ему чёлку в сторону и присмотрись. Его шрам зарастает, он уже не красный, каким был когда-то, и даже не белый. Сейчас это просто заживающая царапина, к первому сентября от неё и следов не останется. Если Лорд Волан-де-Морт и оставил на нём свою метку, то Поттер от неё благополучно избавился. Хотел бы я знать, как… И на кого эта метка перейдёт теперь.

Вокзал «Кингс-Кросс» и отправление «Хогвартс-Экспресс»

Спал Джеймс Бонд беспокойно. В сновидениях то и дело мелькала Гермиона с шестиствольным лазером, которую прогоняла Джинни с мухобойкой. Миссис Уизли рыдала над мёртвым телом домового эльфа Блэков Кикимера, приговаривая «Ты был мне совсем как муж». Артур Уизли возвышался за её плечом, вытирал топор и с перекошенной гримасой объяснял всем желающим, что именно это и послужило последней каплей. Драко Малфой, истерически хохоча, носился по особняку Блэков на пылесосе и распевал дрянные куплеты, в которых «Поттер» рифмовалось с «грязноттер». Близнецы Уизли, в увенчанных коронами головах, смотрели на свою мамашу, безутешно оплакивающую домового эльфа, и грустно ели попкорн. Феникс, с Орденом на груди, выглядящий, как снежно-белая полярная сова, величаво взмахивал крыльями, отбрасывая тень на мисс Манипенни. В конце сна привиделась запертая дверь, за которой находилось что-то очень важное. Дверь открылась, явив лицо Рона:

— Слушай, Гарри, давай быстрее, а то мама уже на стенку лезет, говорит, что мы опоздаем на поезд…

Джеймс проснулся, нацепил на нос очки и синхронизировался с окружающей обстановкой. Рон, уже одетый, тормошил его, попеременно то откусывая от истекающего мёдом гренка, то проводя по зубам зубной щёткой с пастой.

— А чёбрхл? — деловито осведомился суперагент, переваливаясь через край кровати и попадая в собственные тапочки. К сожалению, не ногами, а носом.

Рон куснул зубную щётку и умчался мыть гренок.

— Ктрй час? — Джеймс Бонд нащупал на тумбочке, возвышавшейся над головой подобно Эвересту, механические часы, нацепил их на руку и уставился на циферблат. — Грхрф… Гр-рмлин. Нет, ннне так. Гоблин. Тоже не то. А, вспомнил. Вотблин. Вот, блин, уже два часа дня! А поезд уходит в одиннадцать! И какой смысл торопиться, теперь-то?!

Джеймс присмотрелся к циферблату, снял часы, перевернул их и одел снова.

— Пол-восьмого утра! Вы совсем сдурели, поднимать ребёнка в такое время?! Мне, между прочим, по выслуге лет положено до девяти спать! Двадцатилетний стаж на правительственной службе — это вам не баран чихнул! Я вам устрою дедовщи-и-ах…

— Милый, ты уже встал? — в дверях возникла рыжеволосая миссис Уизли. Она подавилась следующей фразой, застав мальчика в коленно-локтевой позе, уткнувшегося носом в собственные тапки. — Э-э-э, дорогой, когда закончишь, не мог бы ты спуститься к нам?

— Щаприду, — буркнул Джеймс, борясь с желанием подсунуть такой восхитительно мягкий тапок под ухо и стянуть на себя сверху одеяло.

Сквозь освободившуюся дверь в комнату влетела до отвращения радостная, яркая, благоухающая Гермиона.

— Привет-привет, о радостный цветок, / Любви палящей солнечное пламя, / Пылающий от счастья лепесток, / Я вновь пою тебе свои дифрамбы… Или «Я инвестирую в тебя свои дирхамы[57]»? Гарри, ты не помнишь дословно поэму «Ветал и весталка[58]»?

— Гермиона! — Джеймс, наконец, нашёл в себе силы встать, но по-прежнему кутался в одеяло. — Я потерял память! Я вообще ничего не помню! И особенно я не помню, что служит причиной такой радости в восьмом часу утра.

— Мы возвращаемся в Хогвартс! Разве это не прекрасно?

— Э-э-э… Нет!