В императорской России же для аристократа стать духовным лицом значило полную потерю статуса, с переходом в ранг блаженного. Именно в императорской России, потому что так было не всегда. Во времена Московского царства церковь, как и в Европе, влияла на внутреннюю политику не меньше, чем первые лица, с сопутствующими разборками – хоть Соловецкое сидение вспомнить, хоть знаменитый постулат «Москва – Третий Рим», который от патриархов Церкви и пошел. Но потом на трон взошел Петр I, упразднил патриархат и до 1917 года Русской православной церковью управлял Святейший Синод, членов которого назначал правящий император, а действовал Синод от его имени. Во главе же этой высшей церковной организации вовсе стоял обер-прокурор – светский чиновник. В этом мире обер-прокурор по-прежнему стоит во главе Церкви, а Священный Синод является лишь одним многих ведомств императорского чиновничьего аппарата, рядовым государственным институтом. Только к началу двадцатого века русское православие с подачи власти начало значительно прирастать влиянием и двигаться по европейскому пути развития. Понятно с какой целью – главным призом по результатам Первой Мировой для России был Константинополь, а это… а это уже лишнее, оборвал я свои мысли.
– Так хочется пожить? – глядя Власову прямо в глаза, спросил я, совершенно осознанно провоцируя.
– Я не боюсь смерти, если ты об этом, – внешне не среагировав, покачал головой князь. – Хочу использовать последнюю возможность послужить России.
«Как бы пафосно это не звучало» – добавил бы почти каждый, если б дело происходило в моем мире. Но здесь подобная риторика в порядке вещей, и за пафос не считается, будучи воспринимаемой абсолютно нормально.
– Каким образом? В служении?
– Одной фразой не объяснить.
– Время у нас пока есть, – неопределенно произнес я. В том числе и блефовал намеком – Власов же не знает всех деталей плана. Так что пусть на всякий случай держит в уме, что у меня еще может быть специальная вундервафля наготове. На всякий случай.
– Константинополь, – произнес Власов. – По итогам войны мы забрали Константинополь, но Балканы превратились в выжженную землю. Город был символом, цель – контроль над всем православным миром. Который в ходе Великой войны превратили в руины…
После слов князя у меня даже озноб по спине прошел – настолько его слова неожиданно совпали с тем, о чем думал только что, оборвав собственные мысли. На миг вдруг возникло ощущение, что участвую в грандиозном срежиссированном спектакле с заранее распределенными ролями. И если это так, то даже знаю как режиссера зовут. Вернее, знаю его сценический псевдоним, на «А» начинается.
– …после смуты, с созданием Конфедерации, Россия очень долго приходила в себя, не в силах забрать то, что ей принадлежит и вернуть влияние там, где это необходимо, – продолжал между тем князь. – Всю свою военную карьеру я провел на Балканах и понимаю, что совсем скоро начнется очередной этап собирания земель. Черное море еще не внутреннее, а дельта Дуная в руках болгарских «братушек», доверия которым ни грамма вот уже сто лет. Если я сейчас уйду в скит, то есть надежда, что государь дарует мне прощение. Балканы скоро снова полыхнут, а мой авторитет в той же Бессарабии непререкаем. И даже с элиминированным источником я смогу участвовать в предстоящих войнах, начав все с нуля.
– Почему?
– Что почему?
– Может быть вопрос глупый, но… вы сейчас говорите о возрождении России. И я не могу понять, почему вы выступили против царя, на стороне кланов?
Князь называл меня на «ты». Мне же всегда в сложных переговорах удобнее обращаться к собеседнику на «вы», даже если просят без излишнего официоза. Проще, потому что «идите вы…» звучит гораздо более емко и авторитетно, чем «иди ты…». Это еще и без учета возраста, потому что с «высоты» моих прожитых здесь лет тыкать князю будет выглядеть попыткой показаться слишком взрослым. Мне так кажется, могу, конечно, ошибаться – особенно в реалиях этого мира. Вот только спросить мне сейчас не у кого, так что иду по приборам, как говорится.
– На какой стороне? Я и есть кланы, – усмехнулся между тем Власов. – Кланы и есть Россия, такая же, как и императорская власть.
– С учетом сепаратистских настроений, звучит немного нелепо.
– Ты еще юн и неопытен, не прими за оскорбление.
– Когда Акелла промахнулся в зрелом возрасте, опыт ему не сильно помог. Не примите за оскорбление.
– Touché, – открыто усмехнулся князь, покачав головой. Но мгновенно посерьезнел: – Как ты думаешь, как будет более выгодно России воевать с поддерживаемой и накачиваемой ресурсами британцами Речью Посполитой? Самостоятельно или руками отделившийся молодой вольной республики, не рискуя при этом ухудшениями отношений со всеми подписавшими Восточный пакт странами?
– Руками молодой и вольной республики, – спокойно произнес я, скрывая удивление. – Может быть. Но это не ответ на мой вопрос.
– Хм. Ты юн, но не так неопытен, как кажется на первый взгляд. Сам разве не догадываешься?