04.1912 (СИ)

— Женщины и дети! — призывно загремел Уайльд у неё над головой. — Женщины и дети! Проходят только женщины и дети!

Мэри аккуратно повернула голову. Там, где был мистер Уайльд, она могла согреться — но холод неудержимо наваливался на плечи, стоило лишь подумать о том, чтобы расстаться с ним.

— Мистер Уайльд, — Мэри с трудом протолкнула по горлу тяжёлый комок, — вы не возражаете… если я ненадолго отойду от вас?

— Не уходите, — сосредоточенно отрезал Уайльд, — вы легко потеряетесь.

— Я хочу вам помочь, — настойчиво сказала Мэри.

— Вы ничем не можете помочь сейчас, мисс Джеймс, — спокойно сообщил он ей. — Женщины и дети! Женщины и…

— Я могу помочь, — Мэри стояла на своём, — и я помогу вам, я обещаю… пожалуйста… прошу вас, выпустите мою руку!

— Вас снесут и затопчут, вы не знаете, что такое паника…

— Я знаю. Я вижу её сейчас. Я хочу помочь, мистер Уайльд. Прошу… выпустите мою руку. Вы делаете мне больно.

Раздался бешеный вопль, и сквозь толпу к шлюпке рванулся обросший бородой и усами мужчина. Матросы тотчас заругались, в тот же миг они плотнее сомкнули ряды. Уайльд взвёл курок и скомандовал:

— Мисс Джеймс, назад!

— Прошу, не стреляйте в него!

Но Уайльд уже прицелился и выпустил пулю в ночь — точь-в-точь над головой у растрёпанного мужчины. Тот пошатнулся и отступил; в его глазах проснулись и разум, и испуг. Ропот прошёлся по толпе, как шорох потревоженного ветра. Передние ряды пассажиров схлынули назад, бешенством, ужасом и нетерпением заблестели, как фонари, десятки выпученных глаз.

— Так, — весомо сказал Уайльд, — будет с каждым, кто посмеет прорываться к шлюпкам! Назад! Назад, или я буду стрелять!

Мэри аккуратно выглянула из-за его руки. Уайльд мерил толпу уничтожающим взглядом, сам он был смертельно бледен, но револьвер держал крепко, готовый выстрелить ещё раз.

— Немедленно назад! — грозно повторил Уайльд. — Назад! Подходят женщины и дети!

— Я подведу их к вам, — тихо пробормотала Мэри, — я… они пойдут ко мне охотнее, ведь я тоже женщ…

— Стойте где стоите, мисс Джеймс! — приказал Уайльд. — Я не отпущу вас. Ждите.

— Чего же?

— Когда я посажу вас в шлюпку. Вы сядете в неё и поплывёте, мисс Джеймс, вы доберётесь до судна, которое вас спасёт, и проживёте счастливую долгую жизнь…

— А вы? Как же вы? — пискнула Мэри. — Я сказала, мистер Уайльд, что я спасусь или умру вместе с вами… вы не заставите меня сесть в шлюпку против моей воли.

— Мисс Джеймс, я должен спасти как можно больше людей с этого корабля в случае крушения. Это — моя обязанность… вы здесь, и я посажу вас в шлюпку, потому что вы не заслуживаете мучительной смерти от холода в этой тёмной воде.

— А я не хочу быть обязанностью! — отрезала Мэри и топнула по палубе. — И я не позволю вам относиться так ко мне! Я не ваш долг… и моя жизнь в моих руках… Для меня обязанность и долг — спасти вас и Лиззи… и я не уйду… я не могу вас покинуть здесь и сейчас… никогда!

От носа шлюпки Уайльду замахал один из матросов. Пора было спускать её на воду — Мэри это поняла, хотя никогда прежде не видела эвакуации на море. Уайльд мучительно вздохнул, вбирая воздух побелевшим носом, и тут же снова обернулся к Мэри. Его глаза блестели так, словно он был готов сказать ей что угодно и даже применить силу, если она откажется садиться.

— Мисс Джеймс, — тихо сказал он, — прошу вас…

— Нет.

— Вы умрёте, если не сядете туда!

— Разве шлюпок больше не осталось?

Уайльд тяжело вздохнул и покачал головой.

— Лишь несколько штук, — негромко ответил он, — и совсем скоро, если их не спустить, они будут смыты в океан. Садитесь, мисс Джеймс… прошу вас.

Мэри резко мотнула головой. Она аккуратно протянула руку и коснулась его локтя. Он не попытался отстраниться, и это подстегнуло Мэри: благодаря тому, что Уайльд не двигался, она могла тешить себя надеждой, что ему не хочется отстраняться от неё. Когда она вложила пальцы в его ладонь, её рука была ледяной, а его, напротив, горячей, как кирпичные стенки работающей печи.

— Пока я рядом с вами, я ничего не боюсь, — ласково сказала Мэри.

Уайльд рвано выдохнул и отвернулся. Люди, набившиеся в шлюпку, испуганными глазами следили за ними. Где-то вдалеке мелькала фуражка капитана, облепленного пассажирами, как виноградная лоза — виноградинами.

— Спускайте! — крикнул Уайльд, и его лицо разгладилось.