04.1912 (СИ)

— Да, — неопределённо протянул он, — очень рад за вас, мистер Флэнаган.

— А я-то как был рад за вас, когда она у вас работала! — с непосредственной наглостью сообщил ему мистер Флэнаган и снова поднял со стола веер карт. — Бесспорно, видит бог, я вам дьявольски завидовал. Не стесняюсь в этом признаться, меня пожирала зависть!

— Вы не похожи на человека, пожираемого чем-либо, — подметил мистер Беркли, обведя придирчивым взглядом всю грузную фигуру мистера Флэнагана.

Тот рассеянно отмахнулся.

— Оставьте, оставьте свои шпильки, я знаю, как вы остры на язык!

— Благодарю, — холодно ответил мистер Беркли и тоже взял карты в руки. — Что ж, полагаю, мы можем вернуться к нашему занятию…

— Кстати, мистер Беркли, — бессовестнейшим образом перебил его мистер Флэнаган, — я был немало удивлён, что увидел вас на этом корабле. Насколько я знаю, тяга к путешествиям — это не о вас.

— У меня нет тяги к путешествиям, — опустив карты рубашками кверху, сказал мистер Беркли, — я плыву в Нью-Йорк по рабочей необходимости.

— Как? — тут от лица мистера Флэнагана впервые отхлынула кровь. Казалось, он несколько растерялся. — Разве же вы, такой патриот, истинный джентльмен, покинете родную страну наживы ради?

— Не ради наживы, мистер Флэнаган, — сухо поправил его мистер Беркли, — а ради успеха. Более того, странно слышать такие речи из ваших уст, ведь вы тоже плывёте на этом корабле.

Мистер Флэнаган покосился на собеседника. Его глаза были налиты кровью и злобно прищурены. Вдруг губы мистера Флэнагана дёрнула какая-то судорожная усмешка, и он громогласно хохотнул:

— Именно это мне в вас всегда импонировало: ваши проницательность и прямолинейность!

Мистер Беркли не сводил с мистера Флэнагана настороженного острого взгляда.

— Благодарю, — коротко ответствовал он.

— Конечно, как вы верно заметили, — сказал мистер Флэнаган и откинулся на спинку кресла, — я отправляюсь в Америку, более того — я отправляюсь туда навсегда. Но, мистер Беркли, мой старый добрый приятель, убедительнейше прошу вас принять к сведению, что всё это делается ради престижа и величия нашей с вами Великобритании, да славься его величество!

Мистер Беркли поморщился. У него, в отличие от мистера Флэнагана, семейное древо было унизано предками-фабрикантами.

— Думаю, мы можем продолжить, — сказал он и взял карты веером. — С вами приятно иметь дело, мистер Флэнаган.

К ломберному столу важно подплыл усатый джентльмен с разукрашенной курительной трубкой. Это был полковник Грейси — один из самых колоритных пассажиров первого класса, который в течение всего плавания не сидел спокойно и изучал корабль, набрасывая в блокноте короткие заметки. Полковник склонился над столом и деловито осведомился:

— Джентльмены, могу ли я присоединиться?

Мистер Беркли, бледный и унылый, как голодная моль, с готовностью бросил карты рубашками вверх и воскликнул:

— Конечно, мистер Грейси! Садитесь, садитесь! Всегда рады принять вас в свою компанию!

Мистер Флэнаган спохватился и принялся отгонять от себя детей. Джордж уже с любопытством заглядывал в отцовские карты; Шарлотта пыталась сделать то же самое с картами мистера Беркли, которые так и лежали рубашками кверху. Мистер Флэнаган шутливо замахал на детей руками, словно бы те были надоедливыми птицами.

— Это уже выходит за рамки допустимого! Шарлотта, Джордж, немедленно прекратите!

Мэри поняла, что пробил её час действовать.

— Пойдёмте, пойдёмте, — заговорила она, ненавязчиво оттесняя детей от ломберного стола, — как вы видите, ваш отец сейчас занят. Давайте лучше отправимся на променад: кажется, погода улучшается.

Мистер Флэнаган энергично закивал.

— Да, променад, дети, безусловно, променад! — поддержал он идею Мэри и увесисто постучал по столу кулаком. — Ступайте и наслаждайтесь путешествием! Как я сегодня слышал от капитана Смита, совсем скоро мы бросим якорь в Квинстауне.

Мэри удалось развернуть детей к тяжёлым, украшенным орнаментом и лепниной дверям прежде, чем капризной дочери мистера Беркли надоело мучить стюардов. Когда девочка повернулась на звук знакомого голоса, Мэри, Джордж и Шарлотта уже шагали прочь от неё, подхваченные мощным людским потоком. Неярко мерцала люстра — перевёрнутый купол с сердцевидной каплей внизу. Люстра была грандиозных размеров, она висела под потолком в центре зала, словно исполин, взирающий на море подданных.

«Слишком много лепнины», — вдруг подумала Мэри.

Бесчисленное количество массивных завитушек, огромные ручки дверей, причудливо выделанные канделябры были прекрасны — если бы их было хоть немногим меньше. Они слепили глаз, в особенности когда солнце своенравно било в витражные окна лучами, и казалось тогда, что они с детьми не плывут на корабле, а пробираются по пышному дворцовому коридору.