1 АВГУСТА 1914

Поражения 1915 года разомкнули уста буржуазии, принявшейся громогласно заявлять, что только она способна «спасти» Отчизну. Для указанного «спасения» в июле 1915 года обе организации слились, образовав «Союз земств и городов» («Земгор»). Помимо уже проводившейся работы — создание и обслуживание госпиталей, эвакопоездов, бань и т.д. — «Земгор» с треском, шумом и похвальбой объявил, что он мобилизует на войну всю мелкую кустарно-ремесленную промышленность и завалит армию снаряжением — повозками, обмундированием, шанцевым инструментом, продовольствием и прочим, и прочим.

Невероятную суету и шумиху «Земгора» перекрыл густой голос крупного капитала. С мая 1915 года Рябушинский выступил за мобилизацию промышленности. На 9-ом съезде представителей промышленности и торговли в конце июня 1915 года в Петрограде он настоял принять решение о создании районных комитетов для объединения работы фабрик и заводов на войну. Общее руководство ими и согласование с деятельностью правительственных органов было возложено на Центральный военно-промышленный комитет, во главе которого встал Гучков. В ЦВПК вошли Рябушинский, Коновалов, Терещенко и другие воротилы монополистического капитала, представители «Земгора», городских дум и пр.

Деятели военно-промышленных комитетов прежде всего пеклись о том, чтобы «дисциплинировать» рабочих. При комитетах решили учредить «рабочие группы», что «горячо поддержали меньшевики. Большевики резко выступили против соглашательства с буржуазией. Массы прислушивались к голосу большевиков, и к глубочайшему разочарованию Гучкова затея провалилась. Только в 36 из 239 областных и местных ВПК удалось учредить эти «рабочие группы».

Патриотические восторги буржуазии не могли ввести в заблуждение царскую бюрократию. Министр внутренних дел Маклаков, черпавший вдохновение из донесений разведывательной агентуры, завалил царя грудой докладных, основная мысль которых была предельно проста — «Родзянко — только исполнитель, напыщенный и неумный, а за ним стоят его руководители — г. г. гучковы, кн. Львов и другие, систематически идущие к своей цели». Впрочем, сами руководители «общественности» не очень придерживали языки. Пламенные призывы к мобилизации страны перемежались у них достаточно ясными заявлениями о дальнейших намерениях.. «Нам нечего бояться, — просвещал Рябушинский, — нам пойдут навстречу в силу необходимости, ибо наши армии бегут перед неприятелем». На совещании промышленников в Москве в августе он позвал: необходимо «вступить на путь полного захвата в свои руки исполнительной и законодательной власти». На съезде «Земгора» в сентябре Гучков без обиняков разъяснил: эта организация «нужна не только для борьбы с врагом внешним, но еще более — для борьбы с врагом внутренним, той анархией, которая вызвана деятельностью настоящего правительства».

Свалка в высших эшелонах власти и денег в Петрограде и Москве пробудила специфический интерес далеко за пределами русских границ. По осени 1915 года в Россию приехал из США таинственный визитер-профессор С. Харпер, считавшийся тогда ведущим американским экспертом по нашей стране. С начала века Харпер многократно бывал в России, завязал прочные связи в буржуазных кругах. Теперь встречи с давним знакомцем Львовым, «моими близкими друзьями» – секретарями князя Щепкиным и Алексеевым, а «в Москву я отправился, — продолжает Харпер, — главным образом для изучения «общественных организаций», ибо движение, как представлялось мне, предвещало возникновение либеральной (читай буржуазной – Н.Я.) России после войны».

Надо думать, эмиссар Вашингтона, а Харпер был вхож в окружение президента США В. Вильсона и государственный департамент, немало приободрил русских «общественных» деятелей. Он впоследствии писал: «Работая в земстве и других подобных организациях, в кооперативах и на распределительных пунктах вблизи фронта,тысячи русских либералов нашли, наконец, возможность работать в интересах общественной пользы. Конечно,, многие у них занимались этими делами, чтобы избежать службы в армии, но эта практика в России была распространена не шире, чем в других странах. Новая работа оказалась суровым испытанием для тех интеллектуалов, которые постоянно критиковали бюрократические методы работы и требовали участия в государственных делах.

В целом они, казалось, справлялись с делом лучше, чем пресловутая безрукая бюрократия. Естественно, они вносили элемент политической борьбы в свою деятельность. Впоследствии многих наблюдателей ожидало разочарование в способности этого класса проводить практическую политику, когда после февральской революции 1917 года он нес полную ответственность за управление страной. Но в описываемое время на большинство из нас производило благоприятное впечатление, как интеллектуалы разрешали повседневные проблемы своей работы». Разумеется, дабы не обидеть собственных бизнесменов, Харпер везде заменяет термином «интеллектуал» слово, имевшее тогда широкое обращение — «буржуй».