1. Хроника одного полка. 1915 год

Поэтому Вяземский перестал слушать офицеров и думал одно: «Пустое! Это всё, господа, – пустое!» Он подолгу стоял у окна, любовался зеленью уходящего лета и расстраивался, когда поезд пересекал дороги, пыльные и запруженные толпами серых военных и невоенных людей.

В Ставку добрались 22 августа, и сразу стало известно, что прибыл государь. Вяземского и офицеров поселили в гостинице, не слишком далеко от дома губернатора, никаких вызовов никто не получал, поэтому отсиживались, отсыпались в номерах, встречались в ресторане за обедом, на следующий день в гостинице поселились несколько офицеров с Юго-Западного фронта, и среди них был капитан барон фон Адельберг. Вяземский ему очень обрадовался, теперь было с кем поговорить.

Гостиница располагалась близко от Губернаторской площади, на высоком берегу Днепра. Погода стояла пасмурная, влажная, было не жарко, и в ситуации вынужденного безделья всё это располагало к прогулкам и разговорам.

– А слышали, – спросил Адельберг, когда они нашли красивое место над Днепром и присели с папиросами, – что в день ангела великого князя, когда закладывали часовню, у него в руках разломился закладной камень, а через несколько дней пал Ковно, а потом приехал министр Поливанов вместо снятого Сухомлинова… И в тот же вечер издохла любимая великого князя чистокровная?

– Нет! – ответил Вяземский, он был удивлён: такое стечение обстоятельств, и все неприятнее одно другого. – Я хорошо знаю великого князя, наверное, его это повергло в глубочайшее уныние?

– Да, – дымя папиросой и рассматривая что-то в траве, произнёс Адельберг. – Я тоже хорошо знаю его высочество, но даже представить себе не могу, что в это время было у него на душе.

– И как всё сошлось! – также задумчиво произнёс Вяземский.

Они молчали долго и глядели на тихую воду Днепра. Днепр изгибался, вода текла медленно в узких берегах, и похоже было, что в такую безветренную погоду остановилась и зеркально отражает кусты и деревья на противоположном берегу.

– Николай Николаевич человек набожный… конечно, ему было тяжело!

И Вяземскому, и Адельбергу уже было известно, что государь принял решение отстранить своего дядю от верховного главнокомандования и принять эту должность самому, полностью сменить штаб и вместо Янушкевича назначить Алексеева, а тот, и это было бы логично, заменит весь штаб.

– Как вы думаете, нас вызвали, чтобы сделать предложение? – спросил Аркадий Иванович.

– Полагаю, что да, – ответил Адельберг.

– И какое у вас мнение на сей счёт?

– Очень трудный вопрос, Аркадий Иванович. Даже не знаю, что сказать. Алексеев и Пустовойтенко – это, конечно, не Янушкевич и Данилов. Однако меня тут больше всего волнует другое… Государь мог назначить Алексеева начальником штаба и к великому князю. У великого князя огромный авторитет в войсках, в него все верят до последнего солдата. В конце концов, государь мог убрать своего дядю и просто назначить главнокомандующим генерала Алексеева. Но сейчас государь назначил главнокомандующим себя! А это очень опасная позиция!

Вяземский слушал Адельберга и был согласен с каждым его словом.

– Чем же? – спросил он, чтобы поддержать разговор.

– Пальцев не хватит, – хмыкнул Адельберг. – Во-первых, битвы выигрывают солдаты, а проигрывают генералы, поэтому все в будущем проигранные баталии неизбежно зачтут на счёт государя. Наши несостоявшиеся планы наступательных кампаний на этот год, как на Юго-Западном, так и на Северо-Западном фронте…

– А были такие? – перебил Вяземский.

– Были, Аркадий Иванович, как не быть! Наш командующий Иванов вместе с Алексеевым предлагали прорвать Карпаты, снова выйти на Венгерскую равнину, занять Вену и Будапешт и выбить Австрию из войны, а вашему Северо-Западному – занять Восточную Пруссию и выстраиваться на стратегическое направление на Берлин…

– Это с нашими-то запасами и никудышным пополнением? – Вяземскому не доводилось слышать о таких планах.