10 000 € за ночь

— Как-то они в очередной раз поскандалили, — вздохнув, продолжил Яков, — и я узнав от неё об этом, встретился с братом, приехал к нему в один из его офисов и принялся убеждать его в том, что она не создана для него, чтобы он отпустил её, перестал пудрить ей мозги. Настаивал на том, что она испытывает ко мне тёплые чувства и в отличие от него, я смогу обеспечить ей полноценную и счастливую личную жизнь, что для него она просто ширма, вещь, статусный щит от осуждения общественности. Страшно мы тогда поругались. Глупец… — Яков грустно улыбнулся, — я ведь действительно верил в то, что Лера может меня полюбить… Не как друга… Но она любила моего брата и любила сильно.

Яков замолчал. Я не посмела комментировать его рассказ. Просто ждала.

И разумеется, — продолжил он, — после того нашего с братом разговора, я больше не был вхож в их дом. Мы виделись с Лерой только на некоторых мероприятиях, иногда в ночных клубах и, насколько я знаю, она скрывала от Олега эти встречи. Она тепло ко мне относилась, правда тепло. И нередко признавалась в том, что её дико влечёт ко мне, но переспав со мной или тем более уйдя ко мне, она будет чувствовать себя предательницей. Что ради секса и нежных дружеских чувств она не способна пойти на это. Что она любит Олега, а не меня. Я предлагал ей просто попробовать, вкусить другой жизни, нормальной, не нервно-дёрганой, а другой, в которой она будет защищена и любима, но она говорила мне, что её греет своя любовь, а меня… как бы нежно она ко мне не относилась, она всё же любит исключительно, как друга. А хочет только потому, что я очень похож на её жениха. А он — гей. Мы говорили об этом редко, но оба об этом знали. Я не знаю, на что она рассчитывала. На какую такую удивительную сексуальность. Действительно гей — по-любому гей. Это не вопрос предпочтений, это вопрос природы.

Он замолчал.

— Наверное, вам было всё это очень тяжело, — тихо сказала я, оставаясь под большим впечатлением после его рассказа.

— Даже не представляешь как… — глухо сказал он. — Первое время после того, как мы перестали общаться, я на стену лез от тоски по ней и безнадёги, что так и не смог покорить её сердце. Работать не мог. Всё из рук валилось. Никак не мог ни на чём толком сосредоточиться. Отвратительно спал, ходил по психологам, пил антидепрессанты. Улетел, помню, на Канары на три недели. Но уже спустя четыре дня вернулся в Москву. Не смог отдыхать. В работе мне было легче прийти в себя и снова ощутить вкус к жизни, — он вздохнул, — Да, было очень тяжело. Но я умею уважать чужие чувства. И не хотел быть навязчивым. Она любила Олега, а я для неё был просто на него похож… И раз она сама захотела, чтобы я ушёл — я ушёл.

Он снова немного помолчал.

— А потом стало легче, — вздохнув, сказал он. — А ещё позже я и вовсе просто решил, что буду один. Тем более, что с моими возможностями это совсем не сложно. Достаточно щёлкнуть пальцами, чтобы у меня через пару минут был отменный секс. Хоть с десятью женщинами одновременно. Секс ради секса, без обязательств и задушевных бесед. Так что, мне достаточно просто не пускать никого в душу и не выстраивать личных отношений, — сказав это, он угрюмо взглянул на меня, затем посмотрел в сторону и горько добавил: — Но братец всё-таки меня провёл. Сучий потрох, какая же он всё-таки скотина… Ничего святого вообще…

Он покачал головой и тяжело вздохнув, уставился на зашторенное окно.

— А что он сделал? — осторожно спросила я.

Яков посмотрел на меня и усмехнулся.

— Вы сделали, не он.

— Как это "мы"? — изумилась я. — Я о вас знать не знала до сегодняшней ночи…

— Это если тебе верить. А как бы там ни было, в любом случае, ты в сговоре с моим братцем. И вполне возможно, вовсе не в том, который озвучила.

— Почему бы вам не допустить простую мысль, что я вам вообще не вру? И не врала.

— Допустить я могу, — ответил Яков. — Вопрос в том — для чего? Для чего мне это допускать, скажи? Я твои услуги оплатил полностью. Деньги я перечислял авансом, а не по факту состоявшегося секса. И эта наша с тобой ночь уже мной оплачена. Трахнуть, уехать, забыть. Почти, как "Веди, вини, вичи".

— Я понимаю, вы раздосадованы, — сглотнув, ответила я. — Но вы делаете мне очень больно своими словами… — с неприязнью я отметила, что мой голос задрожал, и я осеклась.