10 000 € за ночь

Он смотрел на меня из кресла, словно король, положив руки на бортики. Закинув, будто ковбой, ногу на ногу так, что чёрный, дорогой туфель с тонкими чёрными же шнурками смотрел носком на меня, а подошвой в сторону барного шкафа. А я, кусая губы и сжимая в побелевших пальцах смятую простынь, сидела на кровати напротив него, в одном только полупрозрачном из-за кружев белье, украшенная дорогими драгоценностями, и чувствовала себя под его тяжёлым теперь взглядом отвратительной, гадкой, опустившейся лгуньей. При том, что я не лгала. Я просто чувствовала, как он искреннее не доверяет мне. Мужчина, о ночах с которым я совсем недавно мечтала… Мужчина, который был так нежен со мной… Мои губы дрожали, и я не смела ничего говорить. Все эмоциональные силы уходили на то, чтобы не расплакаться. Я боялась вывести Якова из себя новыми своими слезами. Не знала, как он на них отреагирует.

— Я не раздосадован, Катя, — наконец чуть хрипло произнёс он. — Это не так называется. И, честно говоря, я понятия не имею, как называется то, что я сейчас чувствую.

Он медленно встал и прошёл к бару. Степенно, неторопливо налил себе новую порцию коньяка. А потом резко задрав голову, опрокинул коньяк в глотку. Тихонько выдохнул.

— Ты будешь ещё? — не поворачиваясь ко мне, предложил он.

— Нет, — разлепив пересохшие из-за волнения губы, ответила я. — Мне, наверное, хватит…

Он повернулся ко мне и, опершись спиной о столик перед барным шкафчиком, снова скрестил на груди руки.

— А чего так? — усмехнулся он. — Не потрахаемся всласть, так хоть напьёмся. А?

— Зачем вы так? — глухо спросила я.

— А чего ты ждала? — прищурился он. — Что ты поучаствуешь в афере, признаешься мне — возможно с целью нового какого-то плана моего беспринципного братца — в том, что все эти ночи — очередное его враньё и я распахну объятья? Буду милым славным парнем, да?

Похоже в нём уже говорил алкоголь.

Яков горько усмехнулся и сел на краешек кровати, полу-боком ко мне. Я тут же уловила волну тёплого приятного мужского парфюма.

— Она нужна была ему только для статуса, Катя. Политика, бизнес — он же долгое время был на виду и ему было очень важно, чтобы люди думали, будто он — гетеросексуал. Только поэтому она стала его невестой. Она была удобной, понимаешь, Кать? У-доб-ной. И только. Ах, ну да, он же ещё милостиво позволил ей забеременеть! Именно тогда, кстати, она меня и прогнала.

— Не пейте больше, пожалуйста, — прошептала я.

— Не тебе мне указывать, что мне делать, барышня, — вздохнув, ответил Яков. — Я опьянел сейчас лишь потому, что редко пью. Но зато так мне сейчас полегче. А я чё-то подустал от этой херни, которая всё никак не закончится, — он взглянул на меня, — Ты давай-ка это, не бойся. Чё ты трясёшься-то? Я тебе ничего плохого не сделаю. Я тебе не Олег. Больше тебе скажу. Я тебе вообще благодарен, — у него уже немного заплетался язык, это было слышно. — Эти ночи стоили этих денег, даже при таком вот говённом раскладе, да. Да что там, так они даже ценнее… Потому что я ведь пиздец, как переживал из-за этой копии любви, в которую мы с тобой, Кать, оба играли, из-за этого вот суррогатного подобия близости между мной и Лерой. Думал, она правда участвует в этом. Отдаётся мне за бабло. Но она не участвовала. Она уже давно ни в чём не участвует. Сделала свой выбор в пользу него и тихо умерла. Незаметно. А я, дурак, поверил в то, что она жива…. Да… Обдурил меня мой братец… Заработал бабла… Сволочь он, Кать… Напрасно ты с ним… Он не гей, он — пидорас…

Яков обхватил голову руками и ссутулился. Мне захотелось погладить его по голове, хоть как-то утешить, уменьшить эту его боль — видно было, как ему плохо — но я не решилась. К тому же всё ещё побаивалась его, хотя он и не сделал мне ничего плохого.

Он выпрямился и тоскливо посмотрел на меня. Взгляд его уже был чуть мутным, чуть расфокусированным, свойственным опьяневшим людям.

— А Лера… — произнёс он. — Что Лера? Осталась она только в моём сердце, но вот какая штука… — он тяжело вздохнул, — Мне кажется ты помогла мне её окончательно разлюбить. Нет, пойми правильно, в этом нет кощунства, я с нежностью буду и дальше вспоминать о ней… иногда. Наверное. А может и нет. В конце концов это она от меня отказалась, а не я от неё. Да и хер его знает, как оно будет завтра. — он взглянул на часы. — Хотя нет, уже сегодня, — он снова посмотрел мне в глаза. — Но ведь эти потрясающие ночи… это не я с ней… это ведь — мы с тобой… Даже если это всего лишь игра…

Он замолчал, потёр переносицу, вздохнул и встал.

Грустно посмотрел на меня. Снял со спинки стула пиджак. Чуть качнувшись, принялся надевать его на себя.

— Спасибо тебе, Катя, — сказал он, просовывая руку в рукав. — Любить призраков тяжело. Да и неблагодарное это занятие. К тому же это всегда было не взаимно. Пойду я. Будем считать, что эта ночь, как и другие, стоила этих пятидесяти штук. А может даже в большей степени, чем все предыдущие вместе взятые. Потому что теперь я — свободен.

Он поднял ладонь в знак прощания, вздохнул, и, тихо закрыв за собой дверь, вышел из номера.