10 000 € за ночь

Первый — Олег звонит Якову, чтобы подтвердить новую ночь и в этот момент Яков отказывается пересылать деньги. Ничего не объясняет, просто кладёт трубку. Тогда, естественно, Олег вызовет меня к себе (или придёт в мою комнату сам) и потребует объяснений. Для такого случая мне нужно заготовить какой-нибудь более-менее убедительный вариант. Тогда я, возможно, смогу отмазаться и сбежать.

Второй — захмелевший Яков в возмущении звонит Олегу и выражает ему своё "фи". В таком случае Олег, разумеется, уже в курсе ситуации и меня в его особняке ничего хорошего не ждёт. И об этом лучше даже и не думать — всё равно из машины я не убегу.

Третий — спустя день или два мы встречаемся с Яковом ещё раз, потому что он Олегу ничего не говорит. Просто оплачивает новую ночь для того, чтобы переспать со мной. В этой версии я основывалась прежде всего на его фразе о том, что он меня не расхотел, даже после того, как узнал, что я — не Лера.

В любом случае, пока я ехала в особняк, я могла только гадать, чем обернётся моя истерика в гостиничном номере этой ночью.

Особняк встретил нас мрачной глыбой с тёмными окнами справа от входа — если Олег и был дома, то он, похоже, ещё спал, потому что иначе в его половине на первом этаже в такую пасмурную погоду однозначно горел бы свет. Это немного успокоило меня. Не сильно, но я хотя бы перестала трястись.

Антон, укрывая зонтом от моросящего дождя, проводил меня до дверей. Их тут же открыл дворецкий: в фойе свет горел. Поблагодарив Антона и попрощавшись с ним, я кивнула дворецкому, поздоровалась с ним и поднялась к себе. Вскоре мне принесли шарлотку и чай. Я немного поела, забралась под одеяло, устроилась калачиком и, уставшая и измученная в дороге страхами и волнениями, провалилась в беспокойный сон.

Спала я недолго: мне приснился какой-то кошмар с погоней. Я проснулась вся мокрая от пота и больше не смогла сомкнуть глаз. На часах было без пяти одиннадцать — я проспала около пяти часов. Умывшись и надев халат, я вызвала горничную и попросила принести мне завтрак.

Спуститься вниз я боялась.

Но боялась напрасно — внешне день прошёл совершенно спокойно. Я читала книги и слушала музыку, а Олег ко мне не поднимался. Он, как обычно, занимался своими делами, а вечером уехал вместе с Ньенгой — я видела из окна, как они сели в большой бордовый джип. До меня донеслись приглушённые звуки поочерёдно захлопнувшихся дверей и вскоре машина скрылась за углом.

На душе стало спокойнее, я даже позволила себе прогулку. Погода оставалась пасмурной, но дождь не лил. Под мышино-серым небом, зябка кутаясь в лёгкое полупальто, я прошлась вдоль реки, думая о Якове и скучая по нему. Я гнала от себя мысли о нём, потому что они ввергали меня в тоску, но не думать о нём не могла. Чуть позже я немного побродила среди деревьев, надеясь увидеть Пашку. Но его нигде не было и вскоре я, совсем замёрзнув, повернула назад.

Олег приехал поздно и мы встретились с ним в фойе, когда я спустилась после своего одинокого ужина в своей комнате, чтобы пройти в библиотеку. Он вошёл размеренной хозяйской походкой, отдал дворецкому пальто и зонт, и, улыбнувшись мне, спросил выспалась ли я.

— Да-да, всё хорошо, — ответила я, стараясь не выдать охватившего меня волнения.

— Ну и прекрасно! — весело ответил Олег и, потеряв ко мне всякий интерес, ушёл на свою половину дома. Дворецкий проследовал за ним.

И только тогда я поняла, что Яков меня не выдал.

За два следующих дня я разговаривала с Олегом всего единожды. Если это вообще можно было назвать разговором. Он объявил мне, что следующим вечером я еду в частный отель на севере Москвы, а утром шофёр отвезёт меня в особняк в последний раз. Для того, чтобы я выспалась и забрала подаренные мне вещи. Ну а потом, ухмыльнувшись, сказал Олег, меня отвезут на площадь трёх вокзалов и я смогу уехать куда, захочу — хоть домой, хоть обратно на тройничок.

Меня подмывало резко ответить ему, осадить его, но я не рискнула. Я и так едва не испортила свои с ним отношения и не потеряла кучу денег из-за этого. Поэтому я смолчала. Тем более, что он явно меня дразнил, чувствуя себя хозяином положения — ну и незачем было вестись на эту провокацию.

Следующие сутки я места себе не находила — так сильно тосковала по Якову и одновременно с тем мучилась из-за полнейшей неопределённости. Я боялась, что он откажется, из-за того, что я не Лера и выдаст меня этим, но, пожалуй, ещё больше я боялась этого отказа потому, что он обозначал бы, что мы с Яковом больше не увидимся, что я ему не нужна.

Это, возможно, трудно понять, но он стал для меня самым близким человеком на свете и, прислушиваясь к себе, я понимала, что влюблена в него до одури. Мне снились наши ночи, и я скучала по ним. По его голосу, по его прикосновениям, взглядам, по тому, как он гладил меня, как ласкал, как обнимал. По его внимательности и трепетному ко мне отношению, по тому чувству защищённости и умиротворения, которое он дарил мне, когда был со мной рядом.

Я очень, очень скучала по нему.