10'92

— Они ж потом рано или поздно узнают, что я ряженый! — засомневался Чижов.

— И по фигу! Ты только не быкуй и знакомством с авторитетами не козыряй. Пальцы не гни, будь проще и говори по делу. Главное на себя наезжать не давай. Всё! Лёня, болт гони!

— Может, лучше пойдём? — заныл Толстый.

Гуревич оглядел нас, скривился, но всё же снял с пальца перстень.

— Если с печаткой что-то случится, папа меня убьёт!

— Ничего не случится, — отмахнулся Воробей. — Костя, в кабину садись. Толстый, ты с нами.

Но Тихон замотал головой и попятился.

— Не, я домой.

Я останавливать его не стал и даже предложил:

— Лёня, вы нас в гараже подождать можете.

Гуревич глянул на перстень и тяжко вздохнул.

— Я с вами.

От его былого запала не осталось и следа, но и упускать из виду печатку он тоже не собирался.

— Наружу не суйся тогда, — предупредил Андрей Фролов. — А то Роман Маркович нам точно головы поотрывает. Всё, братва, по коням!

Мы погрузились в «буханку», и та тронулась с места, неспешно покатила по дороге. Усевшийся на скамью рядом со мной Андрей вдруг усмехнулся и пихнул меня локтем в бок.

— Не, так-то нам ещё повезло, — заявил он с кривой улыбкой. — С Кислым мы уже бодались, в крайнем случае Графа впрячься попросим. А прикинь — кто-то действительно серьёзный бы Лемешева крышевать взялся? Вот тогда бы мы конкретно встряли.

Я не стал напоминать, что мне затея с крышеванием не нравилась с самого начала, только передёрнул плечами.

— Не, он бы тогда сопли не жевал. Сразу бы нас куда-подальше послал.

— Тоже верно.

УАЗ остановился, и Рома раздражённо буркнул:

— Приехали!

Пацаны покидать кузов не стали, наружу выбрался я один, а Воробей принялся подсказывать Косте какие-то заготовки, фразочки и ответы на каверзные вопросы.

— И правую руку из кармана куртки не вынимай. Держи с понтом, что у тебя там ствол. Да прокатит, точно тебе говорю. В Москве сто раз прокатывало! И жвачку жуй. Типа, крутой. Жвачка есть у тебя? — успел расслышать я, прежде чем отошёл от автомобиля, отыскал на дороге небольшой камешек и кинул его в окно квартиры Лемешева. Звякнуло стекло, за тюлем проявился и сразу пропал силуэт человека.

— Он дома! — предупредил я и сунул руки в карманы олимпийки, дабы хоть чем-то их занять.

Несколько минут ничего не происходило, а потом из распахнувшейся двери чёрного хода вышел Лемешев. За ним последовала сожительница в зеркальных солнцезащитных очках с фирменной наклейкой и её братец. И если бригадир перегонщиков казался чем-то озабоченным, то его спутники даже не пытались скрыть злорадных улыбок. Ну всё, приплыли…

И точно — ту же на улицу повалила братва Кислого. Все в предвкушении развлечения, даже щеголявший распухшим носом Захаров. Или же — он особенно?

— Какие люди! — прогнусавил младший из братьев и даже раскинул руки. — Вот так встреча!

Парни двинулись вперёд, но мигом притормозили, когда из «буханки» начала выбираться моя группа поддержки. Улыбки у наших оппонентов поувяли, а Лемешев так и вовсе нервно сглотнул, но вот Кислый-старший только презрительно скривился.

— Так, да?

И тут из кабины с демонстративной вальяжностью выбрался Костя. Дорогая замшевая куртка, солидная цепь жёлтого металла на шее, довеском к ней массивная золотая печатка с прозрачным камушком в углу. Левая рука в кармане, челюсти размеренно пережёвывают комочек «бабл гама».

— Сева, ну чё ещё за дела? — протянул Чижов.

Кислый выжидающе посмотрел на перегонщика, дождался его кивка и спросил:

— Ты кто такой?

— Я — Костя Чиж, — ответил Чижов чистую правду.

«Зоопарк, блин», — послышался мне чей-то смешок, и поскольку дальше должны были последовать стандартные вопросы «ты откуда вообще», «с кем ты» и «кого знаешь», я склонился к самому уху приятеля и шепнул:

— Дави!

И Костя не стушевался, скривился в неприятной улыбке.

— Ты Кислый, да? — выдал он, желая перехватить инициативу.

— Ну и?

— Вот смотри, этот типок нам денег должен. — Костя указал пальцем на перегонщика, затем ткнул себе в грудь. — Он — нам. Ты здесь зачем, Кислый?

Лицо Кислого разом искривилось, но сходу просчитать собеседника он не сумел, да и силы у команд были примерно равны, поэтому последовала обычная на разборках предъява:

— Человек под нашей защитой. Вы на него по беспределу наехали и хотите крышевать. Это косяк.

Костя уставился на Лемешева и как-то неожиданно мягко спросил:

— Сева, а ты почему не сказал, что у тебя уже есть крыша?

Бригадир перегонщиков замялся, потом промямлил.

— Не подумал…

— Он не подумал! — фыркнул Чиж и перевёл взгляд на Кислого. — Ну и кто косяк упорол? У него на лбу не написано, что вы его крышуете!

Младший из братьев сплюнул под ноги и заявил:

— А знать надо!

Но вот старший буром не попёр, зашёл с другой стороны.

— Вы его на десять тонн опустили. На это что скажешь, Костя Чиж?

Чижов перестал жевать и покатал языком во рту комочек жвачки, а после, тщательно обдумав ответ, произнёс:

— Это его собственный выбор был, платить или нет. Взяли бы здоровьем с тёлки, не вопрос. Она до фига лишнего наговорила, так или иначе должна за свой базар ответить.

— Ничего я не говорила! — взвизгнула сожительница Лемешева. — Не было ничего!