10 гениев войны

7. Искусство дипломата. Война в Галлии носила особый характер, связанный с политическим положением внутри области, существованием множества племен. Цезарь действовал по принципу «разделяй и властвуй». Он постоянно вмешивался во внутренние галльские разборки, поддерживал разных кандидатов на власть, стравливал союзников между собой. На стороне проконсула в каждой кампании находились какие-то союзники из галлов.

8. Показное милосердие, которое Цезарь решил сделать своим военным кредо. Он охотно поддерживал слухи о своей мягкости по отношению к побежденным и, действительно, зачастую неожиданно прощал врагов. Впрочем, как мы могли убедиться, по ситуации он мог проявить и жестокость.

Следует отдельно отметить, что Цезарь организовал свои легионы на новых началах. Их численность колебалась от 3000 до 4500 человек. В состав каждого легиона были включены онагры[16] и другие катапульты. Большую роль стали играть пешие вспомогательные войска, в числе которых были и критские лучники, и балеарские пращники. Конницу составляли в значительной степени наемники, в разное время – германцы, нумидийцы, испанцы. Каждый легион имел 200–300 всадников. Отдельными частями выступали всадники союзных галльских племен.

Боевой порядок цезаревского легиона состоял из трех линий (4 когорты в первой линии и по 3 во второй и третьей). Вторая линия была линией поддержки, третья играла роль резерва, который использовался для маневра против фронта или фланга противника или для отражения его удара. Вообще, Цезарю приписывается первенство в правильной организации действий общего и частного резерва на поле боя. Появился штаб полководца, состоявший из легатов и трибунов. Легаты командовали крупными отрядами, частями боевого порядка, трибуны (по 6 человек в легионе) руководили небольшими отрядами. Больше всего в командном составе было центурионов (сотников). Мероприятия Цезаря, безусловно, повысили боеспособность римской армии, а боевой опыт в Галлии сделал его легионы настоящей элитой всех вооруженных сил государства.

В 55 году до н. э. проконсулу пришлось опять биться с германцами, с племенами узиперов и тенктеров. Они перешли Рейн и просили у наместника дать им место проживания в Галлии. На правом берегу Рейна, по их словам, они опасались соседствовать со свирепыми свевами. Цезарь ответил категорическим отказом. В это время он уже проводит очередной спектакль под названием «галлы просят Цезаря помочь им в борьбе против германцев». Переговоры с германцами продолжаются, но Цезарь, вероятно, уже твердо решил показать им силу римского оружия. В нарушение договоренностей его легионы атакуют противника, узикперы и тенктеры спешно переправляются обратно за Рейн, но многим не удается уйти живыми. Впоследствии римские сенаторы обвинили Цезаря в том, что он нарушил правила честной войны и посрамил таким образом римскую армию.

На изгнании германцев за Рейн наместник Галлии не остановился. Его войска быстро строят мост через широкую реку, и Цезарь проходит уже на исконные германские территории. Он прошелся огнем по покинутым населением землям сугамбров, свевы ушли в леса, а остальные прирейнские племена изъявили полную лояльность к римлянам. Так, проведя в Германии две с половиной недели и не дав ни одного сражения, Цезарь мог чувствовать от похода полное удовлетворение. Ему удалось напугать воинственных германцев. Армия перешла Рейн в обратном направлении, мост был разрушен. В планах же Цезаря была другая демонстрация силы, от восточных границ Галлии он быстро направляется к западным. Проконсул задумал осуществить невиданную дотоле операцию – форсирование Ла-Манша и высадку в загадочной Британии, по слухам, богатой железом и серебром и уж совершенно точно регулярно оказывающей помощь кельтским племенам в Галлии. Операция эта, надо сказать, оказалась не очень удачной. Подчинить себе островные территории Цезарь не смог, ретировался же он из Британии достаточно поспешно, потому что армия уже утомилась отбивать постоянные атаки британцев. Но в Риме все было представлено иначе. Опять город много дней праздновал победы триумвира, а свой восторг по поводу достижений полководца выразил даже Цицерон: «Могу ли я, – восклицал убежденный оптимат, – быть врагом тому, чьи письма, чья слава, чьи посланцы ежедневно поражают мой слух совершенно неизвестными доселе названиями племен, народностей, местностей? Я пылаю, поверьте мне, отцы-сенаторы, чрезвычайной любовью к отечеству, и эта давнишняя и вечная любовь сводит меня снова с Цезарем, примиряет с ним и заставляет возобновить наши добрые отношения».