Амстердам взбодрил Ван Гога. После тишины и покоя деревни его радовали шум и суета. Твердо решив развить в Амстердаме свое ремесло, Винсент начал посещать классы живописи и рисунка в Академии художеств, а по вечерам ходил еще и в рисовальный клуб работать с моделями. Теперь Винсент не протестовал, когда в Академии перед ним ставили гипсовые слепки античных скульптур. Преподаватель рисунка Зиберт сначала отнесся к опытам нового ученика, уже обладающего твердой рукой, благосклонно и пообещал ему скорый прогресс в графике. Винсент старательно рисовал античные торсы, но делал это по-своему, идя не от контура к массе, как это делали прочие, а наоборот. Вскоре Зиберт перестал его хвалить, боясь, что собьет с пути остальных учеников. Наконец всем выдали конкурсные задания. Работая над своим заданием, Винсент понимал, что займет последнее место, и точно мог предсказать, какому рисунку присудят первое место. (Когда результаты конкурса оценивало жюри, Винсент уже уехал в Париж. В предсказании он не ошибся ни на йоту.)
В классе живописи было примерно то же самое. Его манера накладывать краску щедрыми мазками чистого цвета, которые на расстоянии слагались в живой вибрирующий тон, здесь казалась чем-то дикарским и кощунственным.
Винсент понял, что из себя представляет Академия, и работал там только для приобретения практики. Его очень огорчало, что в студиях почти не пишут обнаженную натуру. Все свое свободное время он тратил на походы в музеи – ему понравилась смелая техника Рубенса, которого он раньше знал плохо, в отличие от Хальса или Рембрандта. В Амстердаме Ван Гог написал автопортрет, в котором чувствуется влияние Рембрандта. С портрета на нас смотрит довольно красивый рыжеватый человек, с худым лицом и очень напряженным взглядом исподлобья. Тео считал, что брат на этом портрете очень похож на «Иоанна Крестителя» Родена.
С увлечением погрузившись в Антверпене в работу, Винсент перестал говорить, что ему осталось жить пять или десять лет, а мечтал прожить еще лет тридцать.
При этом ему жилось труднее, чем в Нюэнене. Большая часть денег уходила на краски, которые он изводил в огромных количествах из-за своей манеры писать жирными густыми мазками. Натурщикам тоже надо было чем-то платить. У Винсента опять начало сдавать здоровье – барахлил желудок, донимала лихорадка, начали выпадать зубы. Врач, который его осматривал, даже принял его за рабочего и спросил: «Ты, верно, работаешь с железом?» Попытки Ван Гога продать хоть что-нибудь из своих работ были тщетны. Ни один торговец картинами не брал их, как сейчас говорят, даже на комиссию. Теперь Винсент лично убедился, что Тео не виноват в отсутствии покупателей. Он дошел до того, что пытался искать заказы на написание вывесок. Но напрасно.
В Антверпене в это время было неспокойно. На предприятиях постоянно бастовали рабочие. Винсент чувствовал, что пора что-то менять. Атмосфера большого города за те три месяца, что он жил в Антверпене, ему еще не надоела. И как раз тогда Тео заговорил о Париже. Винсенту это предложение показалось удачным, и он стал торопить брата с поисками квартиры на двоих. Тео вообще-то собирался подождать с этим до лета, когда он найдет жилье поприличнее и попросторнее – пока ему предлагали только тесную квартирку на улице Лаваль в районе Монмартра. Но Винсенту не терпелось сменить обстановку – в конце февраля 1886 года он бросил часть своих работ (как он частенько делал и раньше) и приехал к Тео.
К сожалению, об этом периоде жизни и творчества исследователи знают меньше – нет самого надежного источника информации – писем братьев друг другу, ведь они жили вместе. Какую-то информацию дают только картины да несколько писем братьев Виллемине, Эмилю Бернару и английскому художнику Ливенсу, с которым Винсент познакомился в Антверпене.
В плане искусства Париж в представлении современников выглядел как небольшой островок, населенный двумя-тремя десятками чудаковатых молодых людей. Как была бы удивлена публика, если бы ей сказали, что популярные в те годы Кабанель, Жером, Бугро когда-нибудь будут известны только специалистам, а усердно высмеиваемые импрессионисты и какие-то никому не известные Сезанн, Гоген и Ван Гог останутся в веках.
В 1886 году – как раз в момент приезда Ван Гога – в Париже состоялась 8-я по счету (и последняя) выставка импрессионистов. Когда в 1874 году устраивалась первая, Винсент был в Париже, но еще не считал себя художником, и это событие прошло мимо него. К этому моменту героический прорыв импрессионистов-первопроходцев был уже позади. Клоду Моне, Ренуару, Сислею, Берте Моризо было уже далеко за сорок, Дега – больше 50, Камилю Писсарро – певцу дождливых парижских бульваров – под 60. Они уже успели создать импрессионистскую классику, хотя публика этого еще не поняла. Усилиями Дюран-Рюэля, а последнее время и Теодора Ван Гога их имена уже начали приобретать известность, а Клод Моне даже становился знаменит.