10 гениев живописи

Когда Винсент узнал о Мари, он вновь стал писать Тео о Христине. К этому моменту налет романтики окончательно исчез. Христина была ленива, неопрятна, тяготилась бедностью. Жили они очень скромно. Ведь Винсент по-прежнему ничего не зарабатывал, и 100 франков, которые присылал Тео, надо было делить на всю семью. Поэтому в его письмах не только высказывается заочное нежное сочувствие к Мари, но советы брату хорошенько проверить свои чувства, прежде чем жениться. И трогательные сентенции о том, что не стоит бросать вызов обществу, если можно этого избежать.

В этой ситуации Тео было не так трудно с точки зрения общественной морали, как Винсенту, поскольку он жил в Париже. Живи Винсент в среде парижской богемы, он, возможно, был бы более счастлив. Но в Гааге верх держала чопорная мораль, диктующая общепринятые правила добропорядочных отношений. Ван Гог практически ни с кем не общался. С ним поддерживали отношения только несколько таких же, как он, непризнанных художников – Ван дер Вееле, Брейтнер, Де Бок. А остальные обходили десятой дорогой. Его влиятельные родственники – дядя Кор и дядя Сент – старались пореже вспоминать о нем.

И, тем не менее, Ван Гог работал, работал и работал. В те годы ему казалось, что он будет рисовальщиком и графиком, а не живописцем. Правда, в 1882 году Винсент нарисовал несколько довольно удачных картин маслом – красочный и эмоциональный «Лес осенью» и «Берег моря в Схевенингене». Он сам удивился, как неожиданно хорошо у него получилось. «Никто не догадается, что это первые в моей жизни этюды маслом… Когда я пишу, я чувствую, как от работы с цветом у меня появляются чувства, которыми я прежде не обладал, – широта и сила».

Но живописью он не может заняться хотя бы потому, что у него нет денег на краски. А кроме того, Ван Гог видел себя в роли этакого мессии – только на этот раз он хотел нести в народ искусство. У него были планы создать серию, посвященную народной жизни. Ему казалось, что это лучше делать в графике. Он неустанно делал наброски на улицах, на рынках, в порту. На его зарисовках – разгрузка в порту, рабочая столовая, зал вокзала, копка картофеля, сцены из богадельни (рисунки «женщины-сироты» и «мужчины-сироты»), раздача супа в работных домах. Когда он держал в руках карандаш, то забывал о собственных проблемах.

В это время ему очень нравились работы английских художников: Херкомера, Филдса, Холла, сотрудничавших с журналом «Графика». Эта «диккенсовская школа» отвечала душевным порывам Винсента. В течение двух лет жизни в Гааге он собирал и изучал гравюры англичан. Винсент завязал переписку с Ван Раппардом из Утрехта, который тоже хотел посвятить себя изображению народной жизни. Они интенсивно обменивались впечатлениями, репродукциями, эстампами. Хотя катастрофически не хватало денег, Ван Гог купил на книжном аукционе комплект старых номеров «Графики» за первую половину 70-х годов. Правда, они достались ему недорого, поскольку он был единственный, кто ими заинтересовался. Никого, кроме Винсента, не привела в восторг «Лондонская ночлежка», «Ирландские эмигранты», «Забастовка горняков».

Он ценил и некоторых французских графиков: Гаварни, Монье и Домье, но считал их излишне язвительными и сатиричными, в то время как у англичан он находил «благородное серьезное настроение».

По мере изучения этого направления Ван Гог пришел к печальному выводу, что настоящие мастера народного жанра сходят со сцены, а смены не видно. Милле и Домье уже нет на свете, Израэльс стар. Ван Гог жалел, что десять лет назад, когда он был в Лондоне, он занимался теологическим бредом вместо искусства. А теперь даже любимый журнал «Графика» печатал серию «Типы женской красоты» вместо народных картинок. Винсент понял, что на смену нравственному величию приходит величие материальное. «Сейчас имеет место то, что Золя именует "триумфом посредственности"».