— А пол ребенка ты не узнал?
— Ты что думаешь, я информационное агентство?
— Я сейчас же ей позвоню.
— Не вздумай, ты меня подставишь.
— Я позвоню ей в любом случае, но не стану говорить, что все знаю.
— Хорошо, но если проболтаешься, заставлю тебя петь «Как прекрасна невеста» перед всеми гостями.
Попрощавшись с Умберто, Даниэль позвонил Алисии, и они проворковали около получаса, при этом она ни словом не обмолвилась ни о своем приезде в Испанию, ни о решении, которому суждено было изменить их жизнь.
— Увидимся в конце недели в Гренобле? — спросил Даниэль под конец разговора.
— Конечно, — ответила она. — Теперь твоя очередь лететь.
Даниэль был так взволнован приездом Алисии и ее решением оставить ребенка, что совершенно забыл о втором сообщении. Дурану пришлось позвонить ему через несколько часов. Он сердился, что Даниэль ему так и не ответил.
— Я был в суде и не мог позвонить раньше, — оправдывался Даниэль. — Знаешь, я буду отцом.
— В добрый час, — сказал Дуран, даже не дав себе труда изобразить восторг. Поздравил, словно Даниэль выиграл в лотерею. Он думал о другом.
— Мараньон организует в память Томаса другой концерт, и на сей раз мы оба официально приглашены.
— Когда?
— Завтра вечером.
— Так скоро? Импровизированный концерт?
— В высшей степени. Давать его будет Исаак Абрамович.
— Не может быть, — отозвался Паниагуа. — Абрамович играет завтра три последние фортепьянные сонаты Бетховена в Национальной аудитории.
— Он отказался играть, потому что директриса Аудитории не разрешила ему репетировать.
— Эта ведьма опять всех распугала.
Навязывая музыкантам свои жесткие графики и предъявляя непомерные требования, директриса Национальной музыкальной аудитории довела дело до того, что все больше знаменитостей отказывалось там играть.
— Мараньон, узнав, что Абрамович отказался, немедленно связался с его представителем и предложил ему двойную плату за то, что тот даст концерт у него дома.
— Три последние сонаты! Впрочем, на самом деле Мараньону, скорее всего, хочется услышать последнюю, Тридцать вторую. Это соната до минор, три бемоля на нотном стане, как в Десятой.
— Тебя от этого не бросает в дрожь?
— Ты имеешь в виду масонскую символику?
— Я имею в виду совсем другое. Мараньон убежден, что убийца еще не расшифровал татуировку. Возможно, завтра среди приглашенных будет человек, отрезавший Томасу голову.
Глава 55
Утром в день концерта инспектор Матеос получил письмо из Парижа с обратным адресом:
Billards Delorme
56, Rue des Filles de Sainte Genevi`eve-du-Mont [24]
Вскрыв письмо, Матеос убедился, что в нем дюжина любовных писем, адресованных Рональду Томасу испанкой, о которой Делорм упоминал при встрече несколько дней назад.
Как и послания Бетховена, адресованные таинственной «бессмертной возлюбленной», эти письма были помечены только числом и днем недели и подписаны лишь инициалом Л. Все они относились к одному периоду, когда, судя по всему, женщина выздоравливала после болезни, а он заботился о ней. Когда болезнь стала отступать, Томас сильно переживал, что вынужден на несколько дней покинуть свою возлюбленную. Очевидно, пара была очень близка — об этом можно судить по частоте обмена письмами, — и он был всерьез обеспокоен ее здоровьем.
Первое письмо начиналось так:
Привет, чудовище, как поживаешь? Как дела? Думаю, ты в хорошем настроении и отдохнул…
Что тебе рассказать? Чувствую себя гораздо лучше благодаря тебе и твоим ласкам.
И правда, стоит мне только вообразить твою нежность, когда мы остаемся наедине, я сразу чувствую себя полной жизни…
Ничто в содержании писем не могло помочь Матеосу понять, кто эта женщина, но благодаря упоминанию необычного снегопада, случившегося накануне в Сахаре, инспектор установил, что письма относятся к 1979 году. Обратившись к старым календарям, он понял, что в тот год, когда 12 марта пришлось на понедельник, в Сахаре случился снегопад, и это побудило женщину процитировать песню, которая ей нравилась:
Убедившись в невозможности извлечь дополнительные данные из содержания писем, инспектор Матеос направился в экспертно-криминалистический отдел, чтобы его добрый друг Салмерон, маг и волшебник графологического анализа, сообщил ему что-нибудь о личности женщины, писавшей эти письма. Салмерон был выдающимся специалистом, и начальство поставило его во главе первой группы экспертов по арабской графологии: в связи с расцветом исламского фундаментализма эта дисциплина пользовалась небывалым спросом.