10 лет на Востоке, или Записки русской в Афганистане

В будущем, когда я буду работать в иранских структурах, я доведу эти переходы из состояния в состояние до поразительного автоматизма, удивляя себя и окружающих. При входе в кабинет иранца, я научусь мгновенно становиться иранкой, при встрече с афганцем буду моментально оборачиваться афганкой, а русские коллеги будут только качать головой, наблюдая эти метамарфозы. Более того, я смогу совмещать две личности одновременно, не отключая русское аналитическое мышление, правильно выполнять необходимую на данный момент служебную функцию.

Итак, что означало для меня стать иранкой? Если было необходимо стать столичной тегеранской ханумой, то я сразу начинала считать себя пупом земли, а всех окружающих, в особенности бедолагу мужа, обязанным мне всем и во всем до его гробовой доски. Я начинала думать о том, что желательно бы свалить на ПМЖ обязательно в Лос-Анджелес, где я, наконец, смогу выкинуть к чертовой матери ненавистный хиджаб и надеть обязательно мини юбку. Я сразу теряла интерес к каким-либо изучениям и обучениям, разве что утруждала себя парой английских слов с жутким акцентом, чтобы ввернуть их где-нибудь на закрытой вечеринке.

Если же была необходимость заделаться ханумой из Кума или Мешхеда, что мне нравилось гораздо больше, и для чего я ежедневно слушала по особым телевизионным каналам практически все выступления имама Хаменеи, то я начинала цитировать как диктофон его последние высказывания, спрашивая собеседника о его точке зрения, которая естественно совпадала с точкой зрения имама.

Что означало для меня стать афганкой? Это означало, что мне становилось интересно, кто на ком женится, кто о ком что сказал или подумал, каковы последние политические новости и сплетни в Кабуле, что приготовили на обед, кому и какие наряды, и золотые украшения подарил муж. Это также означало, что мне нравится яркая одежда, дорогие украшения, много украшений, сурьма. Это подразумевало, что я богатая афганка, что у меня большой дом и много прислуги, что я могу праздно проводить время, так как повара готовят, а няньки растят детей, а я лишь сплетничаю и заказываю у портнихи наряды, чтобы продемонстрировать их своим родственницам. Что я часто меняю мебель в доме, почему-то обязательно заказываю самые диковинные шторы-портьеры, пытаясь удивить все тех же конкурирующих родственниц. Что все боятся моего мужа, а я хвастаюсь его влиянием перед другими родственницами, меряясь, у кого муж главнее. Надо сказать, что к иранкам, типа «пожизненная домохозяйка», все вышесказанное относилось также в полной мере.

Поначалу мне нравилась роль богатой матроны, так как в Москве у меня не было ни денег, ни статуса невестки политика.

«Почему бы и нет, раз уж так вышло? – довольно думала я, примеряя очередной дорогой наряд, привезенный из Европы. Также я начинала входить во вкус, отдавая распоряжения прислуге, которая бросалась выполнять мои указания. При этом меня научили, как делать это в деликатной манере, обращаясь к ним «дорогая сестра или братишка, будь любезен принеси мне…», так как хазарейцы были не просто слугами, но и религиозной паствой, которой семья покровительствовала.

И снова хочется остановиться на этой народности. Хазарейцы потрясли меня с самого первого дня знакомства с ними еще в Москве, в большой квартире на Сухаревской, где они находились с моим мужем, выполняя для него работу по дому. Когда я пришла, то они сразу окружили меня какой-то необыкновенной добротой, начали предлагать угощения, всегда делали что-то хорошее. Затем, когда я уже сама переехала в эту квартиру, хазарейцы сразу начали писать мне в тетрадку буквы афганского алфавита, учить первым словам, веселили, вставляя в видеомагнитофон самые немыслимые индийские фильмы, учили перебирать длинные рисинки желтого пакистанского риса, выбирая из них мелкие камешки.

Впоследствии, уже в Баглане, мы ездили по их глиняным лачугам в горных селениях, и снова я была потрясена их искренностью, открытостью, иногда мне становилось страшно за них. Вероятно, они думали, что все остальные люди такие же искренние по отношению к ним, но это было совсем не так, за что они жестоко и страшно пострадают и будут вопиять и стенать, взывая к справедливости. И пока я буду примерять на себя роль богатой матроны, отдавая приказы хазарейцам, я даже не смогу себе представить, что через восемь лет сама стану одной из них, русской хазарейкой, повторившей их страшную судьбу.

Дела межконфессиональные.

А тем временем, та самая преподавательница Корана- ханум Мохаммади, приходившая к нам на дом для обучения детей, все более обращала на меня свое благосклонное внимание, видя, что я регулярно появляюсь на ее занятиях. И действительно, мне нравилось наблюдать за процессом обучения, к тому же она часто переводила на фарси изучаемые отрывки.

– Может быть вы примете ислам? – приветливо сказала она мне однажды, но я вежливо ее поблагодарила, сказав, что перед тем, как кому-либо менять веру, следует для начала изучить ту, что досталась ему по праву рождения, на что она согласно кивнула головой.