10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин

Помимо работы в Наробразе, Василий Григорьевич читал на педагогических курсах и в красноармейских частях лекции… об истории социалистических учений. Что ж, ему приходилось играть роли не менее трудные и рискованные. «Сильный человек, – писал он когда-то своим гимназистам из Турции, – это тот, кто владеет собой настолько, что каковы бы ни были кругом обстоятельства, какие бы ни были опасности, он не потеряется, а постарается овладеть этими препятствиями для своей выгоды и спасения…» [2].

Янчевецкий ни в чем не раскаивался. Да, он считал, что большевизм – это болезнь, выросшая на нездоровых условиях жизни народа, в нездоровое время, чем воспользовались политические фанатики и демагоги. Но идея, которую декларировал Колчак – строительство новой государственной жизни на началах свободного участия всего народа, всех классов и сословий – оказалась неспособной восторжествовать. Побеждала идея большевиков: новый мир на руинах старого, водворение социализма, при котором не будет эксплуатации человека человеком, деления на классы и даже самой государственной власти. С белыми упорно и отчаянно дрались не латыши и китайцы, о которых писала «Вперед», а русские люди, добровольно взявшие оружие или ставшие борцами за советскую власть уже под красными знаменам. Если они шли на смерть – значит, у них была своя правда.

Давно, десять с лишним лет назад Янчевецкий ответил себе на вопрос, где правда. Так он назвал короткую пьесу о революции, сочиненную по возвращении в Петербург. Спорят отец – старый учитель и сын-студент, рвущийся на баррикады сражаться за справедливость.

«Отец: Ты думаешь, что это святое дело?

Сын: Что может быть выше, как умереть за родину?

Отец: Это вовсе не смерть за родину, это глупое бесцельное самоубийство…

Сын: Народ хочет счастья, потому что счастья у него нет. Но ведь они-то и борются за счастье народа, они добиваются этого счастья, и если они не добьются, то счастья не будет, его не даст это правительство…

Отец: Помни: «поднявший меч от меча и погибнет».

Сын: Чтобы достигнуть цели, нужно быть жестоким и неумолимым.

Отец: Поэтому право правительство, когда принимает жестокие меры.

Сын: Значит, правы и революционеры, когда они борятся жестокими методами за правду.

Отец: Правда всегда останется правдой, правда состоит в добре, в заботе о ближнем, о счастье ближнего. Эта правда восторжествует.

Неизвестный: И будет прав тот, кто окажется сильнее и, в конце концов, победит» [3].

***

На исходе весны Чрезвычайный ревтрибунал в Омске судил колчаковских министров и других высокопоставленных чиновников. 2 июня газета «Советская Сибирь» опубликовала приговор. Всех 23 подсудимых признали виновными «в бунте и восстании против власти рабочих и крестьян с целью восстановления старого строя», «организации истребительной вооруженной борьбы против власти рабочих и крестьян России» и «предательском призыве вооруженных сил иностранных империалистических правительств». Четырех обвиненных ревтрибунал постановил расстрелять. Среди них был Александр Клафтон – директор Русского бюро печати, хорошо знакомый Янчевецкому. И самому бывшему редактору Василию Григорьевичу могли бы вынести ровно такой же приговор.

А через неделю на афишных тумбах Ачинска появились объявления уездной ЧК о расстреле восьми арестованных белогвардейских офицеров и пособников. Один из них также был известен Янчевецкому – полковник Юрьев, начальник Воткинской стрелковой дивизии [4]. Чекисты искали в городе и уезде скрывающихся контрреволюционеров. Значит, Ачинск лучше покинуть при первой возможности. В августе Наробраз объявил набор учителей в школы Урянхайского края. Василий Григорьевич и Мария Маслова вызвались ехать. С собой, разумеется, брали Мишу. Женя и Николай Можаровский оставались: они только что поженились, а Николаша получил назначение управляющим канцелярией военкомата.

«На ходке (так в Сибири назывался тарантас, имевший стальные оси) мы направились на юг по разбитым проселочным дорогам, сперва тайгой, через отроги Кузнецкого Алатау, затем огромной пустынной Абаканской степью, – вспоминал Михаил Янчевецкий. – Солнце по утрам поднималось слева, когда мы выезжали, и садилось справа от нас, где разгорался багровый закат, когда мы подъезжали к стойбищу хакасов или же ночевали в степи, на кошме, обнявшись и прижавшись друг к другу» [5]. Василий Григорьевич зарисовывал в самодельную тетрадь древние курганы, стойбища туземцев, свою семью на привале. Дальней дорогой по дикому краю он будто отрезал от себя недавнее прошлое со всеми его страстями. Около пятиста верст занял путь от Ачинска до Минусинска на правом берегу Енисея, и столько же – до русских поселков Урянхая. Оказавшись на Усинском тракте, семейство пристало к обозу поселенцев, возвращавшихся домой из поездки «в мир» за нужными товарами.