100 лет без любви

Еще один факт стал для меня очевидным после сегодняшней ночи — отныне сны не будут принадлежать мне, каждый раз, засыпая, я буду становиться Верой или она мной, не знаю. И сделала это Пелагея — она открыла мне коридор в прошлое, а душу Веры сделала доступной для вмешательства. Как же я отношусь ко всему этому? Пока не понятно. Одно знаю точно, ночи перестали доставлять мне удовольствие и полноценный отдых. В них я продолжала жить и бодрствовать, и засыпать не хотелось все сильнее.

Интуиция и здравый смысл подсказывали мне, что избежать всего этого не получится. Так случилось, что именно я должна попытаться спасти свой род и Захара от последствий грехов наших предков. Но ведь не по собственной же воле я окунулась в этот водоворот. Значит, имею право не хотеть в этом участвовать, хоть моего желания никто и не спрашивал.

Сидеть в постели просто так было скучно. Вставать я тоже не решалось — в доме вроде и тепло, но не так, как под одеялом. Кроме того, не хотела шуметь. От мысли, что проспала всего несколько часов, глаза начали слипаться. И я бы с удовольствием завалилась спать, если бы не страх снова оказаться в сознании Веры. С другой стороны, это неизбежно, значит, придется учиться с этим жить.

Я легла на подушку, укрылась до подбородка и закрыла глаза. Уже засыпая, пробормотала: «Пожалуйста, не надо снов».

Разбудил меня какой-то грохот, за которым последовали приглушенные чертыхания. Постель Захара была убрана, вкусно пахло чем-то съедобным… Сколько же я проспала? Казалось, только закрыла глаза. Чуть не завизжала от восторга, когда поняла, что на этот раз обошлось без сновидений.

— Проснулась? — Захар выглянул из-за печки. — Прости, что разбудил.

— Ничего страшного. Сколько сейчас времени?

— Три доходит.

Ничего себе! Сколько же я проспала?

— Вставай и перебирайся к столу. Сейчас будем обедать.

Чем так вкусно пахнет? Вроде не шашлыком, но явно чем-то мясным. Я почувствовала, как сильно проголодалась.

В доме было тепло — Захар протопил его как следует. Я встала, причесалась и убрала постель.

Стол уже был частично сервирован — остатки вчерашних салатов разложены по чистым одноразовым тарелкам, хлеб нарезан свежими ломтиками. Не успела я сообразить, что надо бы помочь Захару на кухне, как он сам появился с ухватом в руках, на рогатине которой держался настоящий закопченный годами чугунок и весело дымился.

— Ух ты! Я такие только в кино видела! — «А еще во сне», — добавила про себя.

— Он старинный, прабабушкин. — Захар установил чугунок в центре стола и велел приступать к еде. — Я, конечно, не кулинарных дел мастер, но кое-что умею. Плов, например, из остатков шашлыка.

Надо же! Я вот плов готовить не умею и бабушка тоже. Она наши попытки называет рисом с мясом. А тут настоящий, золотистый.

— У тебя в роду есть узбеки?

— Нет, конечно, — засмеялся Захар. — Просто, мама любит национальную кухню, причем разную. Плов, хинкали, хашлама… В общем, из каждой народности по блюду. У нее и научился.

— Вкуснятина! — вынесла я вердикт, когда первый голод был утолен. — Ты настоящий мастер.

— Не-е, я подмастерье. Мастер у нас мама. Но, все равно, спасибо! Как ты спала, кстати, на новом месте?

— Об этом я и хотела поговорить.

Можно и дальше делать вид, что все прекрасно в нашей жизни, что мы знакомы с Захаром многие годы, и нас связывает крепкая дружба. Но на самом-то деле все не так. И как бы мне не хотелось продлить этот момент, нам стоит серьезно поговорить, я должна рассказать Захару, что произошло ночью.

Страшнее всего было вспоминать Пелагею. Я старалась с точностью передать, что чувствовала в тот момент, и как вела себя Вера. Как обычно, умолчала я только о характере ненависти к Григорию. Не могла я разговаривать с Захаром на такие темы.

По мере моего рассказа, Захар становился все мрачнее. Он хмурил брови и о чем-то сосредоточенно думал.

— Хочешь сказать, что Вера отравила своего мужа? — спросил он через какое-то время после того, как я замолчала.

— По крайней мере, пыталась. Честно говоря, я в растерянности — зачем Пелагея-то вмешалась?

— Будем считать это актом доброй воли, — ответил Захар, но думал он явно не об этом. — Представляю, как тебе тяжело, — произнес он после непродолжительной паузы.

— Не то чтобы…

— Ты не поняла. Вера же совсем не такая, как ты. Представляю, каково тебе находиться в ее шкуре и смотреть на все ее глазами.

— Куда же деваться? — пожала я плечами. — Выбора у меня нет.

На самом деле, к тому что мы с Верой диаметрально разные по характеру и мироощущению, я относилась спокойно. Гораздо больше меня волновал тот факт, что за все время к Ивану я так и не приблизилась. Во-первых, я со страшной силой хотела его увидеть, а во-вторых — вопрос касался жизни Захара. Немного успокаивало то, что сегодня утром появилась крохотная надежда, что я все-таки смогу это сделать. Хотелось верить, что сон мне не приснился не просто так, а потому что я этого сильно не захотела. Если я права, то все изменилось после сегодняшней ночи, и я могу заказывать сны.