100 лет без любви

От ее слов мороз пробежал по коже. Сразу стало зябко в протопленной комнате.

— Вы меня ждали?

— А то!

— Но как?..

— … Я узнала про тебя?

Тонкие губы Пелагеи растянулись в подобие улыбки. Если бы не они, лицо знахарки можно было бы назвать симпатичным. Но губы и скорбные складки возле них все портили — выражали вечное недовольство. А еще черные глаза — они казались бездонными колодцами, куда страшно заглядывать.

— Я тебя сразу почувствовала, как только ты появилась в селе, — продолжала Пелагея. — Воздух вокруг тебя нехороший, ядовитый. Он окутывает тебя, словно туча, и заражает всех вокруг. И в последнее время туча быстро разрастается.

Я тонула в ее глазах и чувствовала, как все сильнее перегибаюсь через бортик, того и гляди провалюсь в колодец.

— Смотри сюда, — велела знахарка. Она указала в центр узора на скатерти — маленькую дырочку, через которую просвечивала поверхность стола. — Горе ты несешь, девка! Всем, кто с тобой рядом. Мать твоя, свекровь, муж и тот… чернявый.

Иван? Он-то тут причем? И не из-за него ли я несчастна? Я вскинула глаза на Пелагею.

— Смотри, куда велела! — прикрикнула она. — Нельзя нам встречаться глазами, сгинешь. Как звать тебя?

— Верой.

— Еще как?

Она точно сумасшедшая. Какие-то странные вопросы задает.

— Вера я.

— Думай! — закричала Пелагея, и я покрылась липким страхом. Удивительно, Любаша от шума даже не пошевелилась. Не иначе, как заколдовала ее знахарка. — Кто ты еще?!

Комната закружилась перед глазами, страх мешал дышать и думать. Сквозь туман я слышала голос Пелагеи:

— Думай, думай… Открой душу, голову… Кто ты еще?!

Нужно срочно проснуться, я тут застряла. Это уже не сон, когда он хуже реальности.

Нужно бежать от этой сумасшедшей! Хватать Любашу и бежать!..

— Думай, Вера, кто ты еще! Думай! — кричала Пелагея, и голос ее отдавался траурным набатом в моих ушах.

Помоги мне, Захар! Неужели не видишь, что происходит? Разбуди меня срочно!

Пелагея встала и нависла надо мной, расправив руки, словно коршун крылья. Комната закружилась перед глазами, пока окончательно не потемнело. Последнее, что слышала — слова Пелагеи:

— Умри и возродись в раздвоенном сознании. Постигни свою двойную сущность и впусти в душу ту, что никак не может в нее проникнуть.

Меня били по щекам, голова ударялась обо что-то твердое. С каждым ударом я пыталась открыть глаза, но веки не слушались. Один удар показался особенно больным, после него я и очнулась.