100 магнитоальбомов советского рока

Дебютный альбом «Казмы-Казмы» записывался в концертном зале харьковского Института искусств, где впоследствии дислоцировалась знаменитая местная студия SMC Factory. Вся панорама саунда выстраивалась Вакуленко без применения ревербератора — с учетом акустики больших помещений и многомикрофонной системы звукозаписи. Записывались ночами, поскольку днем по близлежащей улице ездили трамваи. Работали напряженно, не без нервных срывов. Протяженность большинства композиций превышала стандартное трехминутное время, и записать их без разбега было невероятно сложно. Первоначально фиксировалась болванка, состоящая из барабанов, гитары, рояля и трубы. Затем были произведены две аппликации: вокал, флейта, фагот, валторна и, в самом конце, «сдвоенная» гитара и труба.

«В течение недели семеро юношей, звукач-верховода и продюсер с отстраненным мнением, подручной хитростью и смекалкой подковывали упрямую блоху, — вспоминает Ходош. — Мы понимали, на что реально можем рассчитывать, и остались довольны результатом. Что бы там ни говорили, в том году мы действительно были Королями Баланса».

Дальнейший путь «Казмы-Казмы» получился достаточно извилистым. Вскоре после того, как был записан альбом «Пляски трубадуров» (фрагменты из него опубликованы в ряде немецких и украинских CD-компиляций), группу покидает Куровский. «Я всегда чувствовал, что мы иллюстрируем наступление зла», — сказал он перед уходом. Доля истины в его словах была. Как верно заметили рок-критики, «эстетический баланс духовного напряжения песен переместился от «любви-жизни» к «любви-смерти», окрасив музыкальную феерию «Казмы-Казмы» в темные тона эсхатологии и черного юмора».

«То время однозначно на всех давило, и эсхатология действительно витала в воздухе, — вспоминает Мясоедов, который, несмотря ни на что, продолжал пропагандировать в бывшем СССР и за его пределами украинскую авангардную рок-музыку. — Общее ощущение было таково, что наступает конец света. После событий в Закавказье и Прибалтике многие ждали, что в городе вот-вот появятся танки. Все это действительно ассоциировалось с чумой».

Не случайно в то время Ходош собирался (параллельно записи второго альбома «Катакомбы любви») сочинить музыку для балета «Чума». Он написал либретто, придумал лейтмотив и костюмы для танцоров, но дальше этого дело не пошло. Стиль «Казмы-Казмы» сместился от фолк-панка в сторону крупных медитативных композиций, навеянных постиндустриальной готической музыкой и творчеством Swans, Coil и Psychic TV. При этом сместился и центр тяжести — от драйва физиологического к драйву душевному.

В 1993 году выступление «Казмы-Казмы» на презентации вышеупомянутого компакт-диска «Украинский андеграунд» транслировалось по российскому и немецкому телевидению. Спустя год группа сыграла на московском рок-фестивале «Индюки-94», где представила принципиально новую программу, состоявшую из антитоталитарных, «очеловеченных» маршей. Ходош при этом перешел с гитары на барабаны, а Саша Негодуйко — с рояля на тромбон.

Остальные музыканты первого состава «Казмы-Казмы» проявили себя либо в сольных выступлениях, либо в других проектах. Дмитрий Куровский организует группу «Фоа-Хока», ориентированную на жесткий индустриальный рок на украинском языке. Композиция «Фоа-Хоки» «Коноплі ся зеленіють» (обработка народной песни), также опубликованная на диске «Украинский андеграунд», является одним из самых ярких моментов альбома.

Женя Николаевский играл в группе «Черепахи» и еще в нескольких харьковских командах. Шевчук и Харьковский закончили консерваторию, а Барышников вырос в фаготиста европейского класса и выступал, в частности, с сольными концертами в Кельне.

В конце 1990-х о «Казме-Казме» как о реально функционирующей музыкальной единице известно немного. Их последняя программа представляла собой академическую музыку, исполняемую оркестром из одиннадцати человек. После «Плясок трубадуров» и «Катакомб любви» группа альбомов не записывала.

«Иногда я задумываюсь над тем, зачем вообще все это делалось, и нахожу только один ответ, — вспоминает, оглядываясь на пройденный путь, Евгений Ходош. — Мы пытались найти для себя вселенское утешение от вселенской скуки».

«И вот, когда я так горевал, веселые речи и утешения друга принесли мне столь великую пользу, что, по крайнему моему уразумению, я только благодаря этому и не умер...»

Д. Боккаччо. Декамерон

Опиум для народа. Внеклассное чтение