Читаем 100 великих экспедиций полностью

Несколько изменив маршрут, смогли воспользоваться силой ветра: соединили сани по трое и поставили паруса (ими служили верх и низ палатки). Два человека тянули сани спереди, а один находился сзади. «При таком способе, – вспоминал Нансен, – мы продвигались вперед совсем хорошо. Так продолжалось несколько дней при бушующей метели. По ночам ветер бывал очень сильный, и я боялся, что палатку… разорвет на куски. Утром приходилось отрывать сани из-под снега, развязывать их друг от друга и снимать весь груз, чтобы хорошенько очистить полозья ото льда и примерзшего снега. Затем сани снова связывались, загружались и ставился парус. В метель и мороз эта работа была незавидная, особенно с узлами которые нужно было вязать голыми руками».

Устанавливать палатку на ночлег тоже было непросто: пришнуровывали пол к стенкам голыми руками. Последнюю темную скальную вершину, которую назвали нунатаком Гамеля (нунатак, эскимосское слово, ставшее географическим термином, означающим горные вершины, выступающие над ледником. – Р.Б.), потеряли из виду 31 августа. Мучила жажда: растаивали немного снега на горелке, чтобы беречь горючее. Путешествие затягивалось. В лучшем случае удавалось проходить 14–15 км, что было меньше запланированного.

Когда ветер стих, каждый впрягся в свои сани. Три недели продвигались по белому безмолвию ледниковой пустыни. Сани скользили плохо. Подъем продолжался. Выбиваясь из сил, проходили от 8 до 15 км в день. Мороз крепчал. Температура по утрам в палатке опускалась до 30 °C. Нансен на правах руководителя вставал на час раньше других и на морозе разжигал спиртовую шестифитилевую горелку.

Дитрихсон несколько раз в день проводил метеорологические наблюдения. «Когда мы, таща свои сани смертельно усталые, – вспоминал Нансен, – останавливались отдохнуть, Дитрихсон вынимал свои инструменты, производил различные наблюдения и записывал их, прежде чем позволял себе отдыхать, безразлично, был ли он измучен или нет. То было сознание своего долга и стальная воля».

Начался сентябрь, они поднялись на высоту 2720 м, а конца подъему все еще не было. По-прежнемумучилажажда. Сильный северо-западный ветер затруднял движение и грозил обморожением (температура воздуха была около 20°). 6 сентября началась настоящая буря. О продолжении маршрута не могло быть и речи. Сани со снаряжением быстро замело снегом, палатка едва выдерживала напор ветра. Пурга закончилась через два дня. Палатку наполовину замело снегом. Откопав снаряжение, двинулись дальше.

Теперь их одолевали морозы. Спиртовой термометр имел нижним пределом 37 °C. Однако столбик спирта опускался гораздо ниже, и это – в палатке. В последующем выяснилось, что температура опускалась до 45 градусов. Нигде в Северном полушарии в такое время года не фиксировались столь низкие температуры.

Наконец, они вышли на высшую точку своего маршрута. Начался более или менее постоянный спуск к восточному берегу острова. Стало теплее. Через несколько дней они услышали щебет птицы и увидели пуночку. Налетел попутный ветер, и путешественники поставили паруса. Под уклон и по ветру сани понеслись быстро, подпрыгивая и кренясь на застругах. Часть груза вывалилась во время этой гонки. Пришлось сделать остановку и собирать оброненное.

Пурга продолжалась, и они дальше быстро двигались «под парусами». Увидев вдали над снежной равниной черные вершины гор, обрадовались, подобно морякам, достигшим после долгого плавания земли. Однако близ окончания ледника стали попадаться глубокие трещины. Несколько раз пришлось с немалым трудом спасать сани от падения в пропасть. Затрудняли продвижения налетавшие порывы снегопада и града.

Выяснилось, что они сбились с курса, взяли севернее и вынуждены проходить лишние десятки километров. Из-за трещин, нагромождений льда и глубоких ущелий путь оказался чрезвычайно тяжелым. Одна, но большая радость: встретили обширную лужу пресной воды и наконец-то напились вдоволь. После нескольких дней нелегкого и опасного спуска с ледника они вышли к фиорду. Нансен писал:

«Итак, мы пересекли, наконец, страшный материковый лед… Впереди простиралась обнаженная земля, прорезанная долинами, одна земная цепь холмов за другой… Нельзя выразить, что значит почувствовать под ногами землю и камни, пережить блаженство, ощущая, как ноги мнут поросль, и вдыхать изумительный аромат травы».

Но впереди предстояло еще преодолеть немало трудностей. По тонкому льду перешли озеро. Поднялись на высокий холм, откуда спустились к реке, впадающей в море. Разбили лагерь. Развели большой костер и устроили «пиршество».

На следующий день для рекогносцировки поднялись на ближайшую гору. Убедились, что по сильно пересеченной гористой местности почти невозможно добраться до ближайшего прибрежного поселения Годтхоб. Нансен решил, что наиболее прост (хотя вряд ли менее опасен) путь морем.

Перешили и залатали прорванный местами плотный брезентовый пол палатки. Продольными ребрами послужили бамбуковые шесты, поперечными (шпангоутами) толстые ивовые ветки. Из бамбуковых палок и ивовых ветвей смастерили весла.

Перейти на страницу:

Все книги серии 100 великих

100 великих оригиналов и чудаков
100 великих оригиналов и чудаков

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Фёдоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Фёдор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!»В очередной книге серии «100 великих» главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым. Она будет интересна каждому, кто ценит необычных людей и нестандартное мышление.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное