100 великих катастроф на море

Что же касается надстроек, то можно просто сказать, что корабли Неми были плавающими дворцами, причем оборудованными по последнему слову тогдашней техники (многие секреты и технологии, утраченное в мрачное Средневековье, пришлось потом «открывать» заново в Новое время). Известно, что на одном из кораблей был оборудован храм Дианы, на другом – роскошные покои Калигулы, включая банный комплекс (обнаружены свинцовые водопроводные трубы с именем Калигулы, вернее, официально – Гая Цезаря Августа Германика, краны, насосы). Веками с затонувших судов поднимали статуи, колонны, детали судового оборудования – этим занимались и по указу духовных и светских властей, и тайно. Было установлено, что помещения были богато украшены барельефами и мозаикой. В роскошнейшем убранстве сомневаться не приходится, памятуя и скупое описание либурн Калигулы с жемчужными кормами, и черты его характера. Светоний пишет: «В роскоши он превзошел своими тратами самых безудержных расточителей. Он выдумал неслыханные омовения, диковинные яства и пиры – купался в благовонных маслах, горячих и холодных, пил драгоценные жемчужины, растворенные в уксусе, сотрапезникам раздавал хлеб и закуски на чистом золоте: «Нужно жить или скромником, или цезарем!» – говорил он».

Разумеется, ни о каких серьезных священнодействиях на кораблях озера Неми говорить не приходится. Что там наверняка творилось – читаем у того же древнего автора: «Не говоря уже о его кровосмешении с сестрами и о его страсти к блуднице Пираллиде, ни одной именитой женщины он не оставлял в покое. Обычно он приглашал их с мужьями к обеду, и когда они проходили мимо его ложа, осматривал их пристально и не спеша, как работорговец, а если иная от стыда опускала глаза, он приподнимал ей лицо своею рукою. Потом он при первом желании выходил из обеденной комнаты и вызывал к себе ту, которая больше всего ему понравилась; а вернувшись, еще со следами наслаждений на лице, громко хвалил или бранил ее, перечисляя в подробностях, что хорошего и плохого нашел он в ее теле и какова она была в постели». «Он устроил на Палатине лупанар: в бесчисленных комнатах, отведенных и обставленных с блеском, достойным дворца, предлагали себя замужние женщины и свободнорожденные юноши, а по рынкам и базиликам были посланы глашатаи, чтобы стар и млад шел искать наслаждений».

Интересно, конечно, было бы знать наверняка, как выглядели эти плавучие императорские притоны, но увы. Однако мы можем предоставить читателю уникальнейшую возможность – греко-египетский писатель Афиней (170–223) сохранил в своем сочинении «Пир мудрецов» (книга V) описание другого гигантского царского корабля, принадлежавшего эллинистическому царю Египта Птолемею IV (244–204 до н. э.; правил с 222 г.). Длина этого судна была 124,32 метра, ширина – 16,87 метра, осадка – 3,6 метра. В том же отрывке Афиней гораздо более детально описывает еще один роскошный корабль египетского царя, на котором, кстати, тоже был сооружен храм:

«Расскажем и о кораблях, построенных царем Птолемеем Филопатором, ибо об этом стоит послушать. Тот же Калликсен так рассказывает о них в первой книге своего сочинения «Об Александрии»: «Филопатор построил тессараконтеру («сорокарядную», по числу рядов весел. – Е.С.), имевшую в длину двести восемьдесят локтей, а от борта до борта тридцать восемь локтей; в вышину же до верхнего края борта – сорок восемь локтей, а от верха кормы до ватерлинии – пятьдесят три локтя. Корабль имел четыре рулевых весла по тридцать локтей; длина весел верхнего ряда – самых больших – была тридцать восемь локтей; так как в их рукоятках находился свинец, то они во внутренней части корабля были очень тяжелыми, что давало им равновесие и делало удобными для гребли. Корабль имел два носа и две кормы и семь бивней, из них один передний, а другие постепенно уменьшающейся длины, некоторые на скулах корабля. Скрепляющих обвязок он имел двенадцать, каждая длиной в шестьсот локтей.

Корабль имел необычайно красивые пропорции. Удивительно красиво было и его снаряжение: на корме и на носу были фигуры не менее двенадцати локтей вышиной, и повсюду он был расцвечен восковыми красками (речь идет о технике энкаустики, всемирно известной благодаря т. н. Фаюмским погребальным портретам I–IV вв. н. э. и раннехристианским иконам из собрания монастыря Святой Екатерины на Синае. – Е.С.), а часть борта с отверстиями для весел до самого киля была разукрашена резьбой – листвой плюща и тирсами. Очень красивы были и снасти; они заполняли все отведенные для них части корабля. При испытании корабль имел свыше четырех тысяч гребцов и четыреста человек обслуживающей команды; на палубе поместилась пехота в числе трех тысяч без ста пятидесяти; да кроме того, под скамьями гребцов – еще много людей и немало продовольствия. Спущен он был с помоста, на который, говорят, пошло столько дерева, сколько на пятьдесят пентер, и толпа стаскивала его с криками и трубными звуками…