100 великих крылатых выражений

И была другая ночь. Ее описал в своей книге «На боевых постах Февральской и Октябрьской революций» (1930) соратник Ленина В. Д. Бонч-Бруевич. Ту ночь он провел вскоре после Октябрьского переворота в одном из зданий в центральной части Петрограда, неподалеку от Дворцового моста. Здание это облюбовали матросы, захватившие его. Комната, куда вошел Бонч-Бруевич, была завалена ручными гранатами, бомбами, ружьями, револьверами, пулеметами, лентами от пулеметов, ящиками с оружейными патронами. «Анархия здесь здравствовала. Она была в полной красоте своей».

Командирствовал здесь матрос Железняк, бывший председателем комитета части. Высокий, стройный, он был спокоен, говорил веско и повелительно, как «прирожденный вождь». Лишь иногда, при неудобных вопросах, – а дело касалось захваченных в городе офицеров, которых матросы хотели убить, пустить в расход, – глаза его загорались нехорошим блеском, да и взгляд становился упорным, колючим, как финский нож, приставленный к горлу. Но выдержка все же не покидала его, привыкшего подчинять своей власти все вокруг себя: и людей, и обстоятельства.

Он был здесь, как оскаруайльдовский Дориан Грей – живой портрет образцового матроса, ставшего революционером. Он был гордостью и красой большевицкой революции. Он не мог не внушать уважения и доверия к себе. Не мог не внушать… Если только не переводить взгляд в другую сторону, где вовсе не спрятанный с глаз долой, «в нежилую, запертую комнату», а выставленный напоказ красовался другой его – и, похоже, подлинный – портрет. Его не закрывало «пурпурно-золотое покрывало», как в романе Уайльда («Портрет Дориана Грея»). Нет, каждый мог открыто «читать постыдную правду» о Железняке.

Звали это «отвратительное лицо» Николаем Григорьевичем Железняковым. Время от времени оно издавало «заунывным, глухим голосом все то же одно, излюбленное им, слово: – Сма-е-е-рть!.. – Сма-е-е-рть!.. – Сма-е-е-рть!» (Бонч-Бруевич). «Больная, полусумасшедшая улыбка» сразу же искривляла рот этого картинного матроса – старшего брата матроса Железняка. Он схватывал стакан и жадными глотками выпивал оттуда чистый спирт.

Его братишка, анархист с миловидным лицом, задрапированный в овечью большевицкую шкуру, иногда зло осекал Николая, но тут же «улыбался с тайным злорадством своему безобразному двойнику» (О. Уайльд). А тот, продолжая повторять все одно и то же свое откровение: «– Сма-е-е-рть!.. – Сма-е-е-рть!.. – Сма-е-е-рть!» – вдруг судорожно брался за наган, и тогда другие матросы, бывшие в той же комнате, где сбились в горстку несколько случайных, беззлобных офицеров, пускались в «сатанинский танец смерти» (Бонч-Бруевич). Особенно выразительны были их руки. Они вылетали, как змеи, хватали кого-то невидимого за горло, душили, ломали его шею. И все раздавался голос дьявольского пресвитера Николая: «– Сма-е-е-рть!.. – Сма-е-е-рть!.. – Сма-е-е-рть!»

В те революционные дни этот дом был «одним из самых опасных гнезд» в Петрограде, и люди, здесь «вставшие на якорь», были почище многих бандитов. Тот же Николай Железняков, чьи следы теряются, занесенные вьюгами Гражданской войны, успел от нечего делать застрелить почти полсотни человек. Дело же это очень простое, втолковывал он Бонч-Бруевичу: «Трах! – и готово! Кувырк! Глазами хлоп! А я его в лоб, если еще жив».

Когда 5 января 1918 г. депутаты Учредительного собрания собрались на свое первое заседание в Таврическом дворце, охранять его были назначены «братишки» – солдаты и матросы. Начальником над ними был поставлен матрос Железняк.

Собрание, о котором мечтали несколько поколений русских интеллигентов, архистрашно не нравилось Ленину. Всего были избраны 715 депутатов, в том числе 370 правых эсеров и центристов, 175 большевиков, 86 депутатов от национальных групп, 40 левых эсеров, 17 кадетов, 15 меньшевиков и 2 народных социалиста. В Петроград сумели приехать 463 депутата, но и среди них большевики и солидарные с ними левые эсеры оставались в меньшинстве (38,5 %).

Председателем собрания был избран правый эсер Виктор Михайлович Чернов (1873–1952). Эсеры намеревались сформировать и новое – законное – правительство во главе с Черновым, в которое приглашали представителей всех социалистических партий. Оно должно было отобрать власть у Совета народных комиссаров, правившего страной вот уже два месяца после Октябрьского переворота.