100 великих курьезов истории

Курение табака, завезенного испанцами и англичанами из Америки, тогда вообще еще считалось довольно большой редкостью, а старуха выглядела весьма загадочно и даже странно. К тому же она явно делала какие-то таинственные знаки Йобсту. Конечно же, литератор был весьма далек от мысли, что старая карга с ним заигрывает, но что-то она от него хочет? Интересно, чего ей надо?

– Могу открыть тебе будущее, добрый господин, – когда литератор подошел ближе, просительно заглядывая ему в глаза, прошамкала беззубым ртом старуха. – Зайди в мой шатер, и ты узнаешь его.

Она гостеприимно откинула драный полог, и Йобст, словно повинуясь какому-то отданному неизвестно кем свыше приказу, медленно шагнул в пропахший старьем полумрак, где загадочно и странно мерцал большой, зеленовато светившийся хрустальный шар, тускло горели толстые свечи, а в спертом пыльном воздухе витали непонятные, щекочущие ноздри ароматы незнакомых трав и восточных благовоний. Пугающе непонятное место. Сам он ни за что не пошел бы сюда.

– Садись. – Старуха подсунула ему старую потертую кожаную подушку, и Вайсброд послушно сел, ощущая себя послушной марионеткой в ловких пальцах кукловода. Господи, что он делает, зачем?

Цепко схватив его за руку, старуха поднесла ладонь литератора ближе к свету и зорко всмотрелась в линии. Потом забормотала непонятные слова – возможно, она читала над ним древние заклятия? – и стала делать пассы руками около своего зеленовато светившегося хрустального шара. Вайсброду показалось, что шар начал исполнять в воздухе непонятный танец, повинуясь движениям рук старухи.

– Я вижу, я вижу, – сдавленным голосом произнесла гадалка.

– Что именно? – нервно облизнув пересохшие от волнения и страха губы, осмелился поинтересоваться Йобст. – Я тоже хотел бы это знать! Ты обязана сказать это мне: судьба моя!

– Ты зарабатываешь себе на хлеб пером, – словно не слыша его, продолжала бубнить старуха. – И скоро, очень скоро тебя ждет великая слава: ты станешь первым среди своих собратьев! Твое имя останется в истории и памяти людей!

– Ну, это, положим, маловероятно, – скромно и в то же время кокетливо потупился Вайсброд. – Я далеко не первый номер в поэзии, не Эсхил и не Софокл в драматургии. Не стоит вселять в человека пустые надежды.

Все-таки он был честным малым и довольно трезво оценивал собственные силы и способности.

Однако слова странной старухи уже успели достаточно сильно взбудоражить ему душу и посеять в ней не только семена сомнения, но и больших радужных надежд. Вдруг все однажды разом переменится? Вдруг в нем неожиданно откроются ранее дремавшие великие литературные таланты и он выведет пером первые бессмертные строки великой трагедии, которая пройдет сквозь века? В жизни случается всякое: возможно, Александр Македонский тоже не думал, что дойдет до Индии.

– Точно, – бормотала старуха, – тебе суждено стать первым! Запомни это и будь осторожен. Очень осторожен! Часто первым достается совсем не та слава, которую они заслуживают.

Насчет предупреждений об осторожности Йобст не мог не согласиться с мнением старой гадалки: коль скоро ему самой судьбой суждено стать самым первым среди прочих собратьев по перу, то непременно стоит и поберечь свое здоровье. Не то, не ровен час, даже не дотянешь, того гляди, до первенства и счастливое пророчество гадалки не сбудется!

– Дай золота за гадание, – настырно потребовала старуха, – не то мое пророчество не сбудется!

– Золота у меня нет, – честно сказал литератор. – Держи серебряную монетку и не делай вид, что ты управляешь судьбой и знаешь, что и при каких обстоятельствах сбудется, а что нет.

– Возможно, я и есть сама судьба? – хрипло рассмеялась старуха и нахально выпустила в лицо Вайсброда клуб синего вонючего дыма. – Иди, Йобст. И не забудь, о чем я тебя предупреждала: будь осторожен!

«Откуда ей известно мое имя?» – испуганно подумал Вайсброд.

Он сам не заметил, как уже оказался на краю полупустой базарной площади и ноги вроде сами собой несли его к дому. Да, конечно, все очень правильно: ему нужно поспешать к своему столу, перу и бумаге!

Чтобы точно стать первым…

Балаган с циркачами давно уехал, и с той поры минула уже не одна пронизывающе холодная зима. Но Вайсброд все равно, несмотря на все усилия, никак не мог стать самым известным – хотя бы в пределах Саксонии – автором стихов и пьес. Что уж тут попусту говорить обо всей Германии или других европейских странах? Неужели проклятая старуха с вонючей табачной трубкой из балагана на площади солгала ему?

В один из темных осенних вечеров к Йобсту неожиданно заглянул давний приятель. Они посидели с кружками крепкого пива у жарко пылавшего камина, живо обсуждая последние политические новости и последние законы, недавно изданные курфюрстом, – указы властителя вызывали не только искреннее возмущение, но и откровенную насмешку населения.

– А вот мы сейчас сочиним о них забавный памфлетик в стихах, – со смехом предложил Йобст.