100 великих литературных героев

Как известно, книга была сожжена автором дважды – в 1845 г. (по причине того, что в книге не достаточно ясно показаны пути к достижению идеала), а затем 7 февраля 1852 г.,[254] за две недели до кончины Гоголя, когда писателю, говоря словами В.В. Набокова, стало окончательно ясно, что «никакая кара в пределах человеческого закона не может постигнуть посланника сатаны, спешащего домой, в ад». То есть Чистилища для беса и слуг его в человеческом обличии нет и быть не может! А значит, и продолжение первого тома «Мертвых душ» является бесстыжей ложью.

Работая над вторым томом поэмы, Николай Васильевич, сам того не подозревая, угодил в старую, но неизменно срабатывающую для ищущих компромиссов ловушку Фауста: выдумывая Чистилище для беса стяжательства, писатель отверг клингеровское понимание дьявола и пошел по пути гётевского Фауста – он вознамерился показать, что капитал можно нажить честным трудом, не совершая преступлений и подлостей, что возможно добиться богатства достойно и благородно, а затем щедро делиться им с сирыми мира сего. Это уже была не профанация, это была наивная глупость православного человека. И Гоголь вовремя понял свою роковую ошибку, к нему пришло осознание того, что Чичиков, как и «Мертвые души» в целом, оказался тяжким заблуждением в его духовных поисках, его земным тупиком в преддверии небесном.

В наши дни уже никто не станет отрицать мессианское предназначение Гоголя. И он сам его понимал, но оказался не в силах постичь суть своей миссии, упорно пытался вмешаться в сферу религиозного бытия людей и чуть ли не взвалить на свои человечьи плечи заботы Божьи. В действительности Николай Васильевич стал нравственной антитезой Гёте, Шекспиру и иже с ними, стал основоположником Великой русской литературы как нравственной антитезы западноевропейской литературе, что произошло вопреки воле и пониманию самих создателей нашей литературы. И случилось это в смертельной многолетней схватке писателя с его литературным героем – бесом стяжательства Чичиковым. Вся Великая русская литература идет из этой схватки и продолжает ее. Тем она и недоступна, и непонятна зарубежным и отечественным читателям с западноевропейским менталитетом – вроде бы все схоже с той классикой, а копнешь глубже – все не так и даже наоборот.

Однако не вопрос об очищении беса Чичикова был для Гоголя главным. Гораздо важнее была для него дилемма, которую сегодня можно назвать гоголевской дилеммой Мережковского – Набокова. Куда мчится в конце первого тома прославленная тройка – уносит ли она Чичикова домой в ад, являясь символом отвержения стяжательства Россией и ее народом, или мчится по Руси, собирая воинство мертвых душ для погубления ее? Отсюда и проистекают духовные поиски писателя в последние годы его жизни. Именно по этой причине подлинным продолжением первого тома «Мертвых душ» стали знаменитые «Выбранные места из переписки с друзьями» 1847 г. В книге писатель изложил свои наивные утопические представления о том, что должен делать представитель каждого сословия и звания для исполнения своего долга перед Богом и миром, дабы избавиться от надвигающейся лавины воинства Чичикова. «Выбранные места…» неизбежно вызвали бурное негодование во всех слоях российского общества, иначе и быть не могло – ведь Гоголь не просто поучал, он публично выступил против всех, и прежде всего против того, что было исторически навязано публике как передовое и являлось фетишем для образованного общества. А делать скидки писателю на его православный наивный оптимизм, на веру в то, что человек не только может, но и стремится к тому, чтобы стать светлым душой и заслужить этим царствие небесное, делать никто не собирался.

Невзирая ни на что Гоголь полагал своей обязанностью бороться с людьми за спасение их душ от мерзких ручонок Чичикова исключительно посредством поучений и проповеди. Свою идею Николай Васильевич развил в неотправленном письме В.Г. Белинскому, несправедливо и грязно оскорбившему писателя в разошедшемся в списках по всей России истерическом зальбруннском письме от 15 июля 1847 г. Он писал: «Я встречал в последнее время много прекрасных людей, которые совершенно сбились. Одни думают, [что] преобразованьями и реформами, обращеньем на такой и на другой лад можно поправить мир; другие думают, что посредством какой-то особенной, довольно посредственной литературы, которую вы называете беллетристикой, можно подействовать на воспитание общества. Но благосостояние общества не приведут в лучшее состояние ни беспорядки, ни [пылкие головы]. Брожение внутри не исправить никаким конституциям. Общество образуется само собою, общество слагается из единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою… Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство».[255]