100 великих литературных героев

И все-таки в конце жизни Николай Васильевич, видимо, окончательно пришел к выводам, названным впоследствии Мережковским, и понял бесполезность всех своих надежд и чаяний. Человечество быстро и бесповоротно погрязало в жадности и корысти, принимая клятву на верность его смертному врагу – Павлу Ивановичу Чичикову, небесное гражданство мало кого интересовало, а в таком мире Гоголю места не было. Так и ушел он в небо с зовом: «Лестницу мне, лестницу!»

Еще неосознанной нами и единственно возможной в новые времена попыткой остановить Чичикова стала Великая Октябрьская революция 1917 г. Но попытка эта оказалась бессмысленной, ибо неуловимый бес в очередной раз успел вскочить в свою птицу-тройку и помчался по Руси набирать новое воинство. Бедному Николаю Васильевичу и в страшном сне не могло привидеться время, когда в возлюбленном его Отечестве наступят времена и бессребреники и нестяжатели будут на государственном уровне объявлены заурядными неудачниками, завистниками, даже преступниками и маргиналами, а корысть и хищное обогащение – великим благодеянием для общества. Что не Чичиков будет собирать по Руси мертвые души, а бесчисленные мертвые души сами толпами ринутся в столицу, чтобы прислуживать сему всемогущему господину, сами будут тащить жертвоприношения на его алтарь в каждом, даже наиукромнейшем уголке великой некогда страны.

Григорий Александрович Печорин

Начнем с письма, широкому читателю не известного, но во многом определившего судьбу М.Ю. Лермонтова.

«13/25 <июня 1840 г.> 10 1/2. Я работал и читал всего “Героя”, который хорошо написан. <…>

14/26… 3 часа дня. Я работал и продолжал читать сочинение Лермонтова; я нахожу второй том менее удачным, чем первый.

7 часов вечера… За это время я дочитал до конца “Героя” и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характер. И хотя эти кошачьи вздохи читаешь с отвращением, все-таки они производят болезненное действие, потому что в конце концов привыкаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе как по гнусным и грязным побуждениям. Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле? Люди и так слишком склонны становиться ипохондриками или мизантропами, так зачем же подобными писаниями возбуждать или развивать такие наклонности! Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора. Характер капитана набросан удачно. Приступая к повести, я надеялся и радовался тому, что он-то и будет героем наших дней, потому что в этом разряде людей встречаются куда более настоящие, чем те, которых так неразборчиво награждают этим эпитетом. Несомненно, Кавказский корпус насчитывает их немало, но редко кто умеет их разглядеть. Однако капитан появляется в этом сочинении как надежда, так и неосуществившаяся, и господин Лермонтов не сумел последовать за этим благородным и таким простым характером; он заменяет его презренными, очень мало интересными лицами, которые, чем наводить скуку, лучше бы сделали, если бы так и оставались в неизвестности – чтобы не вызывать отвращения. Счастливый путь, господин Лермонтов, пусть он, если это возможно, прочистит себе голову в среде, где сумеет завершить характер своего капитана, если вообще он способен его постичь и обрисовать».[256]

Сам того не подозревая, Лермонтов ответил на это письмо императора Николая I в Предисловии к роману: «…Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека; это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии…

…Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь горькую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает и, к его и вашему несчастию, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уже Бог знает!»[257]

Юношески кокетничая перед читателем, поэт солгал в угоду модным заблуждениям, но критика подхватила этот треп и жизнерадостно муссирует его по сей день. Ни о каких пороках лермонтовского поколения в романе, конечно же, нет и речи – автор рассказывает о пороках конкретных личностей, кои бывали, есть и непременно будут в любых народах и в каждые времена. Максимализм Лермонтова в отношении его современников-соотечественников хорошо известен, вполне оправдан его характером, но все равно нечестно эксплуатируется либералами в целях опорочивания прошлого России.