И вот здесь вступают в спор два немца – великий Гёте и малоизвестный ныне Клингер. По Гёте, добро, сотворенное Фаустом с помощью дьявола, принимается небесами как благо даже при условии, что от этого добра погибли невинные старики Филемон и Бавкида – лес рубят, щепки летят. За добрые свершения Фауст был прощен и вознесен на небо. Для Клингера подобный подход был неприемлем.
Гёте в чернокнижнике создал апофеоз капиталистическому миру, провозгласив изменение важнейшей идеи Библии: вместо «в начале было слово» поэт написал «вначале было дело». И в Фаусте миру был явлен гений дела и деловитый гений. Мудреца не смогли увлечь ни взаимная любовь, ни власть, ни деньги, ни слава, ни молодость, ни красота… Свой идеал он нашел в каждодневном труде! Правда, остается не ясным: а разве Фауст не трудился в своей первой жизни? Вот тут и появляется главная и основополагающая оговорка трагедии: счастье человека кроется не только в желанном, но и в осуществимом труде, причем Фаусту последнее обеспечил Мефистофель, олицетворяющий собой власть, золото (то бишь капитал) и все темное и преступное, что только есть в этом мире. Но именно осуществимость замысла в труде тешит душу Фауста (ему безразлично, какими средствами достигаются результаты его благостного труда) и заставляет его воскликнуть роковые слова:
– Остановись, мгновение, ты прекрасно!
Эти слова – знак смерти и передачи души во власть Мефистофеля. Спасенный Богом Фауст Гёте – великий мыслитель мира капитала, до мозга костей беспринципный и алчный, но ловко скрывшийся за велеречивой ширмой.
И более всего смущает парадоксальное понимание «Фауста» Гёте как произведения глубоко христианского (точнее было бы сказать протестантского), проникнутого идеями человеколюбия и сострадания.
Фауст А.С. Пушкина создавался в 1825 г. в открытом споре с первой частью «Фауста» Гёте. Ключевыми словами «Сцены из “Фауста”» стала бессмертная фраза чернокнижника:
– Мне скучно, бес!
Фауст Пушкина – мудрец, пресытившийся жизнью, знанием, вседозволенностью… Если угодно, он Чайльд-Гарольд или сам Байрон, созревший для массового убийства. Скуки ради Фауст приказывает Мефистофелю утопить триста человек, скверных и не очень, который день они спешат из дальних странствий домой и в конце пути попались на глаза скучающему гению…
– Все утопить.
Этот вердикт Фауста Пушкина вскрыл глубинную сущность отрешенного от реального мира, замкнувшегося в своих замыслах человека-творца, для которого Бога нет, а дьявол – слуга его. Пресытившись доступностью всего желаемого, Фауст уже не знает, чего бы еще пожелать, ведь главная его беда – скучно!!! Тупик в конце познания мира, а не бесконечность. Впереди только гроб – для всех.
* * *
Рассказ о Фаусте был бы неполным, если не познакомить читателя со славянским Фаустом – паном Твардовским.
Пан Твардовский жил в Польше в XVI в. Согласно легенде, желая приобрести сверхъестественные познания и пожить в своё удовольствие, он продал душу дьяволу (на горе Кржемионке, близ Кракова). Когда по истечении условленного срока дьявол вознамерился увести Твардовского к себе, пройдоха спасся тем, что запел духовную песнь. С этого времени и поныне он осужден витать в воздухе между небом и землей до дня Страшного Суда. По другой версии пан Твардовский переселился на Луну.
Прославился он в годы правления короля Сигизмунда II Августа. Король влюбился и тайно от матери женился на Варваре Радзивилл. Когда о женитьбе узнали при дворе, разразился скандал, но Сигизмунд отказался развестись. В 1551 г. Варвара скоропостижно скончалась, предполагают, что она была отравлена по приказу свекрови. Овдовевший король был безутешен. Но однажды к нему явился пан Твардовский и за вознаграждение пообещал Сигизмунду встречу с любимой женой. Покойница и в самом деле вышла из зеркала, но затем навсегда исчезла, когда потрясенный вдовец бросился к ней с объятиями. Ныне предполагают, что Твардовский знал секрет «волшебных» зеркал древних египтян и таким образом обманул несчастного монарха. С этого времени и пошли гулять в народе легенды о великом чернокнижнике.
Крошка Цахес по прозванию Циннобер
Вряд ли кто станет отрицать мистическую гениальность Эрнста Теодора Гофмана. Тем более его потрясающую интуицию и прозорливость, одним из ярчайших образцов которой и стал Крошка Цахес. В отечественном литературоведении последний представляется довольно упрощенно – этакий возвышающийся над раболепной толпой немецко-нацистский диктатор, предсказанный мудрым Гофманом и явившийся на свет только в первой половине XX столетия. Эта примитивизация фатальным шлейфом закутала от нашего взора одну из страшнейших раковых опухолей человечества, которая изо дня в день точит и тянет к могиле все общество.