100 великих любовников

Совершив сей подвиг, Фабр выпрямился с широкой улыбкой. Он мог гордиться собой. Лишить женщину сил таким галантным способом – это уже нечто из ряда вон выходящее, но затушить пламя актрисы театра французской комедии – это подвиг, достойный героев античности…

Четверо других актрис немедленно потребовали, чтобы Фабр подверг их такому же лечению.

Драматический автор храбро кинулся в атаку. И одержал четыре блестящие победы.

Когда все актрисы лежали без чувств на ковре, Фабр захотел доказать, что силы его неисчерпаемы, и спросил хозяина, хороша ли собой его горничная. Тот ответил, что ей шестнадцать и она свежа как роза, он лично за это отвечает.

"Позовите ее, – сказал Фабр, – у меня еще есть силы". Субретка немедленно явилась. Увидев лежащих на ковре голых бесчувственных актрис, она решила, что Фабр задушил их, и с безумными воплями выбежала на улицу. Полицейские, сидевшие в кафе Прокопа, и несколько посетителей прибежали и ворвались в салон Дюбара. Их шумное появление привело в чувство актрис. Открыв глаза, они с невероятным смущением заметили, что какие-то незнакомцы с интересом разглядывают их прелести.

Подбежав к окну, они судорожно завернулись в занавески, а полицейские, извинившись за вторжение, поспешили рассказать всему кварталу о том, какой ужин устроил Фабр д'Эглантин актрисам "Комеди Франсез".

Увы! Бедняга Фабр стал жертвой слишком большой мужественности. Актрисы в ярости от того, что их видели голыми совершенно чужие незнакомые люди, ушли, хлопнув дверью, а субретка, совершенно потрясенная этой историей, закрылась у себя в комнате. Несчастный Фабр, честно удовлетворивший пятерых актрис, вынужден был отправиться к девицам в Пале-Рояль, чтобы тоже получить удовольствие…»

Мари Жоли, естественно, стала известна вся эта история, и она разозлилась. Актриса написала Фабру высокопарное письмо, в котором сообщала ему о разрыве.

Получив обрекавшее его на вечное проклятие письмо, Фабр д'Эглантин отправился забывать свою прекрасную подругу в притон, содержательница которого была «опустошительницей кошельков и жилетных кармашков». Там он «вывел из строя» трех самых пылких ее пансионерок…

Чтобы удовлетворять такой темперамент, требовалось немалое состояние, а у бедолаги актера его не было. Поэтому он старался раздобыть деньги всеми возможными средствами. Революция, о которой с восторгом отзывался его сосед Дантон, показалась ему нежданной удачей. Он понял, что, употребив немного хитрости, лицемерия и бесчестности, – а уж этого добра у него было в избытке, – он сможет осуществить свои самые смелые мечты. Терять ему было нечего, и он надеялся, воспользовавшись смутным временем, разбогатеть, поставить свои пьесы, стать знаменитым и завести множество любовниц, которых требовал его неуемный темперамент.

В конце 1789 года он записался в секцию кордельеров, куда уже входили Марат, Шометт, Эбер, будущий отец Дюшен и немец Анахарсис Клоц. В начале 1790 года он был уже секретарем Дантона. Его политическая карьера стремительно шла в гору.

Он пытался интриговать, связался с подозрительными личностями и стал извлекать выгоду из всех связей будущего трибуна.

«Его жизнь жалкого комедианта, – писал Руссель д'Эпиналь в книге «Любовная переписка Фабра д'Эглантина», – толкала его на то, чтобы все попробовать, на все осмелиться. Для него мир был просто огромным театром, в котором он пытался сорвать аплодисменты. Он без малейшего стыда готовился стать худшим образчиком бесчестного политикана».

Как все политики подобного толка, Фабр д'Эглантин пользовался привилегиями власти, чтобы укладывать в свою постель женщин.

Увлечение женщинами стоило Фабру жизни.

Ярый роялист барон де Батц решил использовать продажность некоторых депутатов и опорочить республику. Он остановил свой выбор на революционерах Шабо и д'Эглантине, которому дорого обходились любовницы. Как только революционеры положили деньги в карман за оказанную небольшую услугу, барон де Батц приказал еще одному подкупленному им члену Конвента выдать их.

Разразился невероятный скандал. Многие депутаты, замешанные в сомнительных делах, немедленно набросились на Шабо и его друзей, надеясь доказать свою порядочность.

Поняв, в какое опасное положение он попал, Фабр д'Эглантин решил доказать свой «патриотизм» и отвлечь внимание от собственной персоны: он возглавил движение по дехристианизации страны и создал республиканский календарь, очень насмешивший эмиграцию. Но больше всего их изумили имена, придуманные Фабром взамен имен католических святых, упоминаемых в грегорианском календаре. Влюбленный в природу, депутат-поэт придумал для каждого дня вместо имен Жан-Пьер, Поль, Николя, Адриен названия «Пырей», «Корова», «Ревень», «Огурец», «Одуванчик», «Тачка», «Мотыга», «Свинья» и т д.

Затем Фабр и Шабо решили ошеломить коллег-депутатов фейерверком гражданских праздников. Продолжая кампанию против католицизма, они добились, чтобы собор Парижской Богоматери перестал быть храмом и назывался Святилищем разума.