100 великих писателей

Роман «Лолита» (1955), написанный там же, — о двенадцатилетней американской «нимфетке», ставшей «смертоносным демоном» для сорокалетнего Гумберта — принес ему мировую славу, а также деньги. Представляется, что именно в этом романе окончательно материализовались слова Адамовича о Набокове: «Все наши традиции в нем обрываются». Вообще здесь обширное поле для размышлений. На протяжении всей жизни две фигуры вызывали у Набокова неизменную ярость — «супостат» Достоевский и Фрейд, которого он называл «венским жуликом». И обе эти фигуры неизбежно приходят на ум при чтении «Лолиты». Мережковский писал о Достоевском: «Рассматривая личность Достоевского как человека, должно принять в расчет неодолимую потребность его как художника исследовать самые опасные и преступные бездны человеческого сердца…» У Набокова «бездн» по Достоевскому не получилось, — получилась патология по Фрейду. «Лолита», написанная стилистически блестяще, как и всё у Набокова, тем не менее представляется богатым материалом для психоанализа, изобретателем коего и явился «венский жулик».

В 1960 году Владимир Набоков возвращается в Европу и поселяется в Швейцарии, выбрав курортное местечко Монтрё, еще в студенческие годы поразившее его «совершенно русским запахом здешней еловой глуши».

Выходят его романы «Бледный огонь» (1962), «Ада» (1969) — с такой рекламой на обложке американского издания: «Новый бестселлерный эротический шедевр автора „Лолиты“». Затем появляются романы «Просвечивающие предметы» (1972) и «Взгляни на арлекинов!» (1974). Эти английские книги писателя у нас мало известны.

Перу Набокова принадлежат четырехтомный перевод на английский язык пушкинского «Евгения Онегина» и комментарии к нему, а также книга «Николай Гоголь», изданная в 1944 году в США на английском языке. Оба эти издания необычайно интересны и позволяют посмотреть на наших классиков «нехрестоматийными» глазами. Владимир Набоков, сам блестящий стилист, высказал о Гоголе соответствующее его представлению о литературе мнение: «Его (Гоголя) работа, как и всякое великое литературное достижение, феномен языка, а не идей».

В конце жизни на вопрос корреспондента Би-би-си, вернется ли он когда-нибудь в Россию, Набоков ответил: «Я никогда не вернусь, по той причине, что вся та Россия, которая нужна мне, всегда со мной: литература, язык и мое собственное русское детство. Я никогда не вернусь… Не думаю, чтоб там знали мои произведения…» С этим заблуждением он и ушел из жизни 2 июля 1977 года. Похоронен на швейцарском кладбище Клэренс в Монтрё.

Любовь Калюжная

Эрнест Хемингуэй (1899–1961)

Уильям Фолкнер называл своего соотечественника и ровесника Эрнеста Хемингуэя великим, потому что «…он всегда писал о том, что знал. Делал он это превосходнейшим образом, но никогда не пытался достичь невозможного».

Действительно, Хемингуэя можно считать родоначальником литературы осознанных возможностей, когда писателю не «мешает писать Лев Толстой». Он научил не бояться недоступной высоты и покорил весь мир волевым стилем своей «мужской прозы», свободной в выборе тем, наконец, иллюзией, которую давали его книги, — что так, при условии самодисциплины, сможет писать каждый. Хемингуэй раскрепостил творческое начало человека.

«Ровесник века Эрнест Миллер Хемингуэй… так повлиял на советскую литературу шестидесятых, что без преувеличения можно сказать: роддом советских писателей-шестидесятников — западная литература, и в первую очередь он сам. Надо ли, думаю, рассказывать то, что мои сверстники знают наизусть? О, мы прошли эпоху Хэма. Был ли интеллигентский дом без его портрета: трубка, борода, свитер. Ходили под Хэма, писали под Хэма. То, что он сам учился у Платонова, Тургенева, Чехова, — тогда как-то не воспринималось», — писал в год столетия со дня рождения Эрнеста Хемингуэя Владимир Крупин в статье с символическим названием «Игра с жизнью».

В самом деле, творческое поведение Хемингуэя воспринимается как игра с жизнью. Когда читаешь его знаменитую книгу «Праздник, который всегда с тобой», — блистательное руководство для начинающего литератора — представляется, что сначала Хемингуэй увлекся образом писателя, его ролью, а потом научился его мастерству.

Вполне осознанно, с жесточайшей дисциплиной, Хемингуэй принялся за изучение искусства и техники письма, поселившись в Париже, среди представителей многонациональной художественной богемы, которые обосновались в этой артистической Мекке, чтобы пополнить ряды писателей, художников, скульпторов, танцовщиков… «Вырвавшись из необъятных прерий, — писал Форд Мэдокс Форд, — молодая Америка затабунила Париж. Она обезумевала, словно стадо жеребят, перед которым сняли барьер, отделявший сухое пастбище от зеленого лужка».