7 мая на маленьком островке между французским Страсбургом и австрийским тогда Келем состоялась передача невесты австрийской стороной её новой родине, Франции. Помимо официальных речей, процедура включала и полное переодевание невесты — на ней не должно было остаться ничего австрийского, и всё, вплоть до белья, отныне должно было быть французским. Для Марии-Антуанетты, выросшей при куда более скромном дворе, нежели французский, подобные церемонии, требовавшие от монаршей особы полного отсутствия чувства стыдливости и спокойной демонстрации своего тела придворным, оказались потрясением. А уж когда оказалось, что ей предстояло расстаться не только со своими австрийскими платьями, но и с австрийской свитой и даже с любимой собачкой, маленьким мопсом… Снова слёзы. Однако сантиментам при французском дворе не было места. Своей наставнице, графине де Ноайль, Мария-Антуанетта сказала: «Простите мне, мадам, те слёзы, что я пролила по своей семье и своей стране. Начиная с этого дня, я никогда не позабуду о том, что отныне я француженка».
Роскошная встреча, которую организовали невесте дофина в Страсбурге, надо думать, немного утешила Марию-Антуанетту — триумфальные арки, разукрашенные улицы, дети, которые усыпали дорогу перед ней цветами, фейерверки, вино, бившее из фонтанов, угощение, раздававшееся в её честь беднякам; но, главное, люди, которые искренне рады были приветствовать свою будущую королеву!
А 14 мая, когда свадебный кортеж был неподалеку от королевской резиденции в Компьене, сам Людовик XV в сопровождении дофина и некоторых избранных придворных встретил невесту, которую все ждали с нетерпением. Эта девушка, вернее, девочка с белоснежной кожей, румянцем, голубыми глазами и белокурыми волосами (как ни банально это описание, оно правдиво!) очаровала короля. Поначалу она обратилась к нему «ваше величество», а затем «дедушка». С точки зрения придворного этикета это было слишком большой вольностью, но она была так мила… Король не возражал.
А что же жених? В отличие от деда, внук не спешил очаровываться — не потому, что невеста была недостаточно хороша, а потому, что вся эта суматоха со свадьбой мало его интересовала…
Утром 16 мая Мария-Антуанетта наконец прибыла в Версаль. Говорят, что, когда она выглянула в окно кареты и увидела толпы людей, заполнившие улицы Парижа, то воскликнула: «сколько людей!», на что мэр Парижа галантно ответил: «Не боясь задеть честь дофина, мадам, могу сказать — все они в вас влюблены!»
В Версале невесту тут же препроводили в отведённые ей покои, некогда принадлежавшие матери дофина Людовика, и стали готовить к свадьбе. Лицо покрыли белилами, щёки нарумянили, волосы припудрили — без подобного макияжа дамы при дворе не появлялись, он уже был не прихотью красавицы или дурнушки, а необходимой составляющей этикета. Платье невесты было с широкой, на фижмах, юбкой — из серебряной парчи, расшитое огромным количеством бриллиантов (свадебный подарок императрицы Марии-Терезии дочери). Наряд представлял собой произведение искусства и был бы идеален, но… Оказалось, что невесте мал корсаж. То ли ошиблись с мерками, то ли Мария-Антуанетта просто успела чуть подрасти за то время, пока его шили, или чуть пополнеть, однако зашнуровать полностью его не удалось. И по словам одного из гостей, шнуровка и нательная сорочка дофины были хорошо видны между двумя полосками отделки, расшитых бриллиантами. Но это была такая мелочь…
В час дня Мария-Антуанетта поднялась в покои короля, где ей представили младших братьев жениха и нескольких принцесс крови. Оттуда свадебная процессия двинулась в часовню. Впереди шли дофин и дофина, вслед за ними — король, а далее придворные. Путь лежал через знаменитую Зеркальную галерею Версаля. «Как только она сделала несколько первых шагов по длинной галерее, на неё обратилось шесть тысяч пар глаз» — в блеске бриллиантов, солнечного света и тысяч свечей, отражавшихся в зеркалах, невеста шла по блестящему паркету! Дофина, безусловно, затмевала своего нескладного, полноватого жениха, несмотря на его роскошный костюм из золотой парчи.
Венчание проводил архиепископ Реймский, над женихом и невестой держали балдахин из серебряной парчи. После венчания нужно было поставить подписи в метрической книге, и рядом с аккуратными буквами, выведенными рукой Марии-Антуанетты, красуется клякса — у невесты дрогнула рука. О, потом это, несомненно, сочтут дурным знаком, так же как и то, что стены павильона, где австрийцы передавали её французам, были украшены сюжетами из кровавой истории Медеи и Язона.