10 января 1810 года император Франции Наполеон Бонапарт развёлся с женщиной, которую вполне заслуженно можно назвать «женщиной всей его жизни»; умирая, он произнёс именно её имя. Но Жозефина не смогла родить ему наследника, так что императору предстояло как можно более срочно жениться во второй раз. И Франция вступила в союз с Австрией, а сам Наполеон — с австрийской принцессой Марией-Луизой. «Я женюсь на утробе» — это его фраза осталась в истории. И пусть на этот брак множество людей (и первый из них — сам император) смотрело просто как на возможность совершить выгодную сделку и в политическом плане, и в семейном, не будем забывать, что сама Мария-Луиза — не фарфоровая кукла, а живой человек. Чем стали для неё дни празднования свадьбы? Как для каждой девушки — вступлением в новую жизнь… только не каждой доводится выйти замуж за живую легенду. Страшноватую легенду.
Как полагается в таких случаях, поначалу на родине невесты состоялось заключение брака по доверенности. 10 марта в связи с тем, что ей предстояло стать императрицей Франции, юная эрцгерцогиня отреклась от прав на австрийский престол, а на следующий день необычайно пышно отпраздновали саму свадьбу. Роль жениха на церемонии исполнял дядя невесты, эрцгерцог Карл (немало, заметим, успевший до того повоевать с тем, за кого предстояло выйти замуж его племяннице). Французский посол писал из Вены в Париж: «Свадьба Его Императорского Величества с эрцгерцогиней Марией-Луизой была отпразднована с великолепием, которое трудно превзойти и по сравнению с которым все предыдущие торжества, сколь угодно блестящие, не заслуживают и упоминания. Огромное количество зрителей, собравшихся со всех концов страны и из-за рубежа, так заполнило церковь, залы и коридоры дворца, что императора и императрицу Австрии зачастую толкали. Изумительное собрание жемчугов и бриллиантов; великолепие нарядов и мундиров; бесчисленные огни, освещавшие весь дворец; радость участников придавала церемонии пышность, достойную этого величественного празднования. Самые богатые аристократы этой страны представляли собой потрясающее зрелище, и даже соперничали с императором. Дамы, которые сопровождали императрицу, в основном принцессы и аристократки высшего ранга, казалось, изнемогли под тяжестью своих бриллиантов и жемчугов. Но все взгляды были сосредоточены на главной участнице этого торжества, этой прелестной принцессе, которая вскоре составит счастье нашего суверена».
После церемонии последовал роскошный банкет, а вечером император с императрицей в открытом экипаже проехали по роскошно разукрашенной и освещённой Вене. Во всех театрах давали бесплатные представления, улицы заполняли австрийцы, приветствовавшие свою эрцгерцогиню, которая стала императрицей Франции. Словом, это был роскошный праздник и… всего лишь свадьба по доверенности. Настоящая свадьба была ещё впереди!
Через день Мария-Луиза покинула Вену. Неподалёку от городке Браунау, на границе между Австрией и Баварией, состоялась церемония «перехода» из Австрии во Францию, очень похожая на ту, через какую прошла когда-то Мария-Антуанетта. Даже гардероб Марии-Луизы отныне должен был быть французским — по приказу императора для неё приготовили всё, что только могло понадобиться, от бальных платьев до вышитых шалей, от чепцов и шляпок до белья и вееров. Вот только с размером туфелек, как оказалось позднее, промахнулись…
Через две недели император и новая императрица должны были встретиться в Компьене, но Наполеону не терпелось увидеть свою уже почти жену, и он фактически застал путешественников врасплох, выехав им навстречу. Что ж, он остался, видимо, доволен увиденным — статная, голубоглазая, что называется, кровь с молоком, с густыми светло-каштановыми волосами и пухлыми губами, восемнадцатилетняя Мария-Луиза была хороша собой. А сорокадвухлетний император… «Вы лучше, чем на портрете», — робко сказала она ему. Дожидаться грядущего праздника император не стал, сочтя, что состоявшаяся свадьба по доверенности дарует ему все супружеские права, так что первая брачная ночь Марии-Луизы состоялась сразу. Многие не преминули отметить, что такая поспешность весьма походила на изнасилование, а не на торжественную консуммацию брака, приличествующую монархам.