100 великих тайн дипломатии

В свою очередь, левые эсеры считали, что заключение договора с Германией – это отказ от мировой революции и соглашательство с буржуазией. Большевики хотели покончить и с германским влиянием, и с эсерами, но сделать это, не испачкав рук. Посол Мирбах идеально подходил на роль жертвы, он оказался никому не нужен, и от него избавились.

Для этого понадобился эсер Блюмкин – прирожденный ликвидатор и мистификатор. Кстати, слово «эсер» настолько прилипло к нему, что стало употребляться вместо имени. После убийства Мирбаха Блюмкин скрывался в украинских городах и селах. Он даже собирался совершить покушение на гетмана Скоропадского, пока не пришли петлюровцы и не избили его до полусмерти. Он подлечился, вернулся и довольно быстро стал ценным сотрудником контрразведки.

Один из эпизодов, рисующий Блюмкина как члена расстрельной команды, особенно интересен. Дело в том, что Блюмкин очень любил искусство и литературу, но особенно любил общаться с культурными людьми. Как-то раз, будучи сильно нетрезвым, он подсел в ресторане к поэту Осипу Мандельштаму и, показывая ему списки приговоренных, принялся хвастать, что от него зависят судьбы людей – захочет впишет, захочет вычеркнет. Это так потрясло поэта, что он схватил списки и, не помня себя, убежал и спустил их в унитаз, а потом сидел дома и трясся в ожидании ареста. Его действительно вызвали, но похвалили за бдительность по отношению к недопустимо пьяному сотруднику спецслужб.

Было это или не было, но довольно многое сходило Блюмкину с рук: он был на редкость везучий. Но могло ли это продолжаться вечно? Авантюрность Блюмкина привела его даже в ряды советской разведки ИНО, он некоторое время был шпионом в Иране и Турции, путешествовал под прикрытием экспедиции Рериха. Блюмкин считался опытным и неглупым притворщиком, умевшим выходить сухим из воды, но и его ждал один конец. Из-за связей с Троцким Блюмкина расстреляли 3 ноября 1929 года.

«Пижамное совещание» в Рапалло

Не мне российская делегация вверена,

Я —
самозванец на конференции Генуэзской.
Дипломатическую вежливость товарища Чичерина
дополню по-моему —
просто и резко.

В.В. Маяковский. Моя речь на Генуэзской конференции

Версальский договор, принятый наспех в связи с особым положением и потерпевшей поражение Германии, и Советской России, созданной на обломках империи и нуждавшейся в передышке и помощи, не устраивал ни Германию, ни Россию. До сих пор ведутся разговоры о том, что Россия пошла на унизительные уступки. Даже в стане большевиков согласия не было. Например, Александра Коллонтай, будущий посланник страны, высказывала несогласие с версальскими документами и тем самым испортила отношения с Лениным. Было ясно, что необходимо другое соглашение. Таким соглашением стал Рапалльский договор, восстановивший дипломатические отношения между Россией и Веймарской республикой и урегулировавший спорные вопросы.

Генуэзская конференция проходила в итальянском городе Рапалло в апреле 1922 года и касалась экономических вопросов – взыскания военных репараций с Германии и долгов прежних режимов с России. Германии предписывалось выплатить репарации на сумму 132 миллиарда золотых марок, 13 % ее довоенной территории с 10 % населения были переданы другим странам, была сокращена сухопутная армия, Германии запрещалось иметь танки, боевую авиацию, тяжелую артиллерию, крупные военные корабли, подводные лодки, химическое оружие.

Положение России, входившей в годы войны в блок победителей, оказалось не лучше. Сепаратный Брестский мир с Германией; национализация частной собственности, в том числе экспроприация собственности иностранных предпринимателей, ведущих бизнес в России; отказ от уплаты дореволюционных долгов; большевистская идеология, включающая план мировой революции, – все это противопоставило Советскую Россию послевоенной буржуазной Европе. В тот момент Германия и Россия ощущали себя почти собратьями по несчастью: у них впервые был общий враг – англо-французский альянс. Неудивительно, что обе страны в тот момент объединились в стремлении противостоять натиску английского и французского правительств.

Как пишет В.Э. Молодяков, «это был первый удар по атлантистской политике «разделяй и властвуй» и первый шаг в сторону «континентального блока»» (В.Э. Молодяков «Несостоявшаяся ось: Берлин – Москва – Токио»).

«Пижамное совещание»