100 великих тайн Второй мировой

С Миллером же приключилась такая история. Располагая данными о том, что этим асом абвера долго и настойчиво занимается британская «Сикрет Интеллидженс Сервис», Агаянц предложил англичанам объединить усилия. С обоюдного согласия было решено Миллера до поры до времени не трогать, дабы выявить всю его агентуру, все связи в иранском истеблишменте. Однако это джентльменское соглашение было нарушено англичанами, которые, даже не поставив в известность своих советских коллег, захватили Миллера буквально за день до начала работы Тегеранской конференции.

Информацию о «Дальнем прыжке» В.М. Молотов сообщил послу США в Москве Авереллу Гарриману, входившему в состав американской делегации в Тегеране. Одновременно было передано предложение Сталина о том, чтобы Рузвельт по соображениям безопасности поселился в советском посольстве. Американский президент принял это предложение, к явному неудовольствию Уинстона Черчилля. Ведь Рузвельту предлагали поселиться в посольстве Великобритании, территория которого примыкала к советскому посольству. Но предложение англичан осталось без ответа. В течение одной ночи для Рузвельта и его обслуги были оборудованы несколько комнат в основном здании посольства СССР.

Агаянц проработал в Иране до весны 1946 года. Периодически выезжал в Алжир для встреч с генералом де Голлем и его ближайшими соратниками. Выполнял и другие задания Центра, в том числе и довольно деликатные. Например, ему довелось несколько раз инкогнито посещать районы Ирана, населенные курдами, которые подняли восстание против шахского режима, а заодно и Москву объявили своим врагом, поскольку, мол, она дружит с шахом. В результате обстоятельных и умело проведенных Агаянцем бесед с влиятельными старейшинами и религиозными лидерами курдских племен ненужная Москве «головная боль» была полностью снята.

В сентябре 1946 года еще не успевшего «остыть» от Тегерана Ивана Ивановича направляют в Париж. Командировка Агаянца во Францию закончилась довольно быстро. Работа на износ, с раннего утра до глубокой ночи и туберкулез давали о себе знать. «Кто мало спит, тот много видит», – любил повторять Иван Иванович.

Осенью 1947 года он вернулся в Москву. Ему предстояла операция. Она практически не принесла облегчения. К старой болячке – туберкулезу – добавился рак легких. Помогала ему лишь железная сила воли. Агаянцу пришлось отойти от активной оперативной работы и переключиться на преподавательскую – его назначили начальником кафедры спецдисциплин в разведшколе.

Здесь неугомонный Иван Иванович усиленно пробивает идею о создании принципиально нового подразделения в структуре советской разведки. И в конце 1950-х оно появляется. На Западе его окрестили «Управлением Д». Оно призвано было создавать необходимую нашему МИДу и другим внешнеполитическим и внешнеэкономическим органам обстановку и условия в той или иной стране или районе мира. Во главе новой структуры был поставлен Агаянц. Своевременность создания новой структуры долго доказывать не пришлось. Во всяком случае, в «Нью-Йорк геральд трибьюн» вскоре появилась весьма примечательная публикация. В ней сообщалось о том, что ЦРУ США представило на рассмотрение конгресса доклад, в котором жаловалось, что осуществлению многих ее оперативных мероприятий мешает деятельность советского «Управления Д», возглавляемого генералом И. Агаянцем.

9 мая 1968 года Иван Иванович Агаянц позвонил домой из больницы. Справился о здоровье и настроении близких, поздравил сына с днем рождения. После чего помолчал несколько мгновений и произнес своим обычным, ровным, чуть глуховатым голосом: «Целую. До встречи!» Это был его последний звонок, через три дня его не стало.

У гроба, выставленного в клубе МГБ на Лубянке, в торжественном карауле стояли не только его соратники и ученики. Отдать последний долг чекисту-дипломату пришли Юрий Андропов, Андрей Громыко, руководители Минвнешторга, Минобороны, Минкультуры и многих других министерств и ведомств. В очерке-некрологе, предназначенном для внутреннего пользования, были такие строки: «Его деятельность на практической агентурно-оперативной работе за рубежом была чрезвычайно продуктивной. Достаточно сказать, что в период 1941–1947 гг. он лично завербовал несколько ценных агентов, которые по настоящее время являются источниками получения важной документальной информации… Несомненен и очевиден также личный вклад Агаянца в разработку и осуществление крупных комплексных активных мероприятий, нанесших видимый и зримый ущерб противнику…»

Его имя при жизни было окружено легендами. Агентура из иностранцев, с которыми он работал, неизменно сохраняла о нем самое высокое мнение. И что удивительно, многие из них соглашались на сотрудничество с советской разведкой только лишь благодаря личному обаянию этого человека с большой буквы, силе его характера и умению убеждать. Соглашались потому, что видели в нем достойного представителя своей страны.

Дело Шилова-Таврина [36]