100 великих театров мира

Зазывала — это всегда остряк, забавник, импровизатор. Таковым часто бывал отставной солдат, наряженный стариком, в сером кафтане, с длинными волосами и бородой из пеньки: на шее у него висели оловянные часы, а в руках держал он старый книжный переплет. У такого балаганного «деда» была «постоянная прописка» на ярмарочной площади, что также повлияло на его наряд. Шляпа-коломенка или ямщицкая шапка придавали оттенок удали, веселой разгульности, которые были свойственны лихачам-извозчикам и ямщикам. На нее часто прикреплялся бумажный цветок — тем самым словно высмеивалась попытка мещан, лакеев и приказчиков выглядеть «благородно», покрасоваться, пофрантить. На кафтан часто нашивались цветные лоскутки — видимо, эта деталь была позаимствована у иноземного Арлекина с его трико, расшитым треугольниками из разноцветной материи.

Их называли теперь по-русски — закликалами, дедами, стариками. Но в каком бы амплуа не выступал зазывала, он был заметной фигурой — от него, в сущности, зависели сборы балагана. Хорошие закликалы так ценились, что балаганщики переманивали их друг у друга. Они зазывали смотреть чудеса: обещали показать человека без костей, девицу-русалку (вместо ног у такой девицы был привязан рыбий белужий огромный хвост); обещали, что в балаганах покажут «как цыпленок лошадь сожрет», как будут шпаги глотать. А то и грозил балаганный дед публике:

Купчики-голубчики,
Готовьте рубчики.
Билетом запаситесь,
Вдоволь наглядитесь.
Представление на-ять —
Интереснее, чем голубей гонять.
Пять и десять — небольшой расход.
Подходи, народ.
Кто билет возьмет,
В рай попадет,
А кто не возьмет —
К черту в ад пойдет.

Всем своим обликом, жестами, шутками дед должен был веселить народ, пришедший на гуляние. Он должен был передавать ощущение радости бытия, праздничной свободы, полноты жизни. Потому так неуемен был зазывала, так утрированно-чрезмерны были его движения, так разнообразна мимика, так легка насмешка и над собой, и над зрителями. Особенно была любима публикой «женская тема». Каждый балаганный дед имел портрет своей «жены», нарисованный крупно и карикатурно. Он показывал его публике и сопровождал следующей не менее карикатурной характеристикой: «Жена моя солидна, за три версты видно. Стройная, высокая, с неделю ростом и два дни загнувши. Уж признаться сказать, как, бывало, в красный сарафан нарядится да на Невский проспект покажется — даже извозчики ругаются, очень лошади пугаются. Как поклонится, так три фунта грязи отломится…» Все это громко и весело выкрикивалось в толпу. Тут же, в другом балагане, можно было услышать и увидеть еще одно описание «жены»:

А вот, ребята, смотрите:
Это моей жены патрет,
Только в рамку не вдет.
У меня жена — красавица,
Увидят собаки — лаются,
А лошади в сторону кидаются.
Зовут ее Ирина,
Пухла, что твоя перина…