100 великих узников

Фактически Д. Казанова стал затворником и провел в этой добровольной ссылке 14 лет. Но что было делать? Неотразимая юность ушла, сил пускаться в новые авантюры не было, собственным кошельком обзавестись он уже не надеялся… По ту сторону гор бушует французская революция, умирают его лучшие друзья и женщины, которых он любил! Старый мир, к которому он все еще принадлежит, поруган, осмеян и отправлен на гильотину. Личная свобода, торжество просвещения и разума – дорогие его сердцу ценности – пока еще не стали общепризнанными. И Д. Казанова скучает в замке, да и как можно жить без бесед, танцев и игр – вообще без возможности позабавить себя и других? Как вынести одиночество и скуку, если нельзя более плести интриги и пускаться в новые авантюры? И тогда он погружается в воспоминания, воскрешает их в памяти одно за другим и представляет, как страницы, которые он поспешно покрывает словами, переведут на все языки мира. В добропорядочных странах его творение, скорее всего, запретят, но мысли об этом только развлекают Д. Казанову. Он рад, что теперь можно не бояться унылого однообразия жизни, и ликует, представляя, как станет бессмертным…

Великий и ужасный маркиз де Сад

Обычно маркиза де Сада обвиняют в том, что разнузданные эротические фантазии в его книгах не имеют ничего общего с действительностью, однако все описанные им сцены (убийства, воровство, насилие, содомия, инцест и т. д.) в той или иной мере были известны его современникам. Царствование Людовика XIV с его версальской роскошью и военными триумфами завершилось катастрофой – разгромом французской армии войсками английского герцога Д.Ч. Мальборо. Утрехтский мир положил конец войне, на смену которой пришли нищета и разорение. После смерти Людовика XIV судьба Франции оказалась в руках малолетнего наследника престола, за которого правил регент Филипп Орлеанский, не раз заявлявший, что использует женщину приблизительно так же, как используют стул с дыркой в сиденье. Неудивительно, что главным персонажам своих произведений маркиз де Сад приписывал пороки именно герцога Филиппа Орлеанского. Атмосфера аристократического распутства порой сбивала с пути и людей добродетельных, а уж тем, кто чувствовал в себе призыв порока и разврата, были открыты все дороги.

В 23 года маркиз де Сад женился на Рене Пелажи Монтрель – дочери президента Податного суда, и внешне первые полгода супружеской жизни протекли без происшествий. Но в октябре 1763 года маркиз был арестован и по личному распоряжению короля Людовика XV заключен в тюрьму Венсенского замка. Власти, до этого исподволь наблюдавшие за ним, наконец решили вмешаться, посадив его за преступный разврат, которому маркиз предавался постоянно со дня свадьбы. Фривольные утехи молодожена показались чрезмерными даже судьям, которые и сами-то были далеки от пуританства.

^{Маркиз де Сад}

Маркиз был в бешенстве, но в тюрьме «искренне раскаялся» и выразил желание увидеться с женой, чтобы это нежное создание вернуло его на путь добродетели. Лейтенанту полиции он заявил, что наказан по заслугам, так как презрел гнев Господа; попросил прислать ему священника и даже утверждал, что арест и тюремное заключение стали для него божественной благодатью и заставили осудить свое прежнее поведение. Маркиз говорил так убедительно, что лейтенант поверил, будто узник сбился с истинного пути потому, что непочтительно относился к таинствам Церкви.

В раскаянии де Сада не было ни слова правды, однако в этот раз оно возымело действие. К тому же сыграло свою роль и заступничество де Сада-старшего, и через две недели маркиз был выпущен из тюрьмы. По условиям освобождения ему надлежало отправиться в Нормандию – в дом Монтрелей, что он и сделал. Но нормандская ссылка была в тягость де Саду, ибо здесь он находился под наблюдением тещи – более строгой, чем тюремщики Венсена. Ему недоставало Парижа, куда он мечтал вернуться… И спустя некоторое время вернулся – без жены и без одобрения властей. В столице маркиз постарался запутать свои следы, сняв сразу несколько квартир, каждую из которых использовал только для одной ночи любовных утех. Затем на южной окраине города он обустроил для себя маленький «секретный домик», где мог скрыться от любопытных глаз.

Сами по себе такие домики по тем временам были явлением заурядным. Внешне эти прибежища выглядели весьма скромно, как того и требовала секретность. Располагались они вдали от людных мест, обносились заборами и затенялись деревьями; кареты возле таких домиков никогда не останавливались, так как хозяева предпочитали выйти где-нибудь в переулке. Внутреннее убранство домиков служило одной задаче – пробудить изысканную чувственность. Лучшие архитекторы и художники того времени создавали интерьер, подбирали шелка для обивки стен и мебель, расписывали карнизы и плафоны…