100 великих узников

Но те не могли простить ему прежней деятельности: в декабре 1512 года Н. Макиавелли отстранили от должности секретаря и признали не способным занимать какие-либо другие должности. Потом вышло постановление о том, что в течение года Н. Макиавелли не имеет права покидать флорентийскую территорию, к тому же он должен был внести залог в несколько тысяч флоринов золотом. Таких денег у него не было, и эту значительную сумму за Н. Макиавелли внесли трое его друзей. Через неделю было принято новое решение, по которому ему запрещалось переступать порог Старого Дворца, в котором он проработал целых 14 лет.

Впоследствии распоряжения эти были отменены, и Н. Макиавелли позволили появляться во Флоренции – сначала один раз в год, а потом и чаще. Повинуясь этим декретам, он хотел удалиться в свое поместье, но новое несчастье обрушилось на него. После смерти папы Юлия II для выбора нового главы святого престола конклав собирался в Риме. Кардинал Джованни Медичи ехал туда через Флоренцию, и этим обстоятельством решили воспользоваться сторонники республиканского правления. Они решили убить кардинала, а потом восстановить во Флоренции республику в том виде, в каком она была до нашествия испанцев. Но заговор был открыт, его организаторы – П. Босколи и А. Каппони – схвачены, а вместе с ними и многие подозреваемые. В числе последних оказался и Н. Макиавелли, вся вина которого состояла в нескольких неосторожных выражениях насчет нового правительства. Его подвергли жестокой пытке (fine): Н. Макиавелли связали руки за спиной веревкой, на которой его подняли к потолку и потом быстро опустили вниз, не дозволяя, однако, коснуться пола. Так продолжалось несколько раз, но железная натура узника вынесла эту пытку, и он не признался ни в чем. Тогда Н. Макиавелли заковали в цепи и бросили в тюрьму, откуда он писал Джулиано Медичи о своей невиновности: «Джулиано, на ногах моих – цепи, на плечах – шесть оборотов веревки. Не стану исчислять других своих бедствий – так всегда обходятся с поэтами. Эти стены покрыты гадами, и гадами так хорошо откормленными, что они кажутся тучей мотыльков. Никогда – ни при Рансево, ни в лесах Сардинии не было зловония, подобного зловонию “приятного” жилища, в котором я обитаю. Шум так велик, что кажется, Юпитер и Этна готовы разгромить землю; того заковывают, этого расковывают – беспрестанный шум от ключей и заклепываемых гвоздей, иной кричит, что его заключили слишком далеко от земли. Но более всего я огорчаюсь, когда сквозь сон при солнечном восходе слышу пение, это вели на казнь осужденных заговорщиков. Пусть идут, только бы ваше страдание обратилось ко мне, благодетель, и освободило бы меня от этих ненавистных оков».

Многие историки упрекают Н. Макиавелли за то, что он протягивал свои израненные руки к Медичи и готов был служить им. Но он был невиновен, имел жену и пятерых детей, и смерть его не принесла бы никакой пользы республике, между тем как жизнь была бы полезна всей Италии. Н. Макиавелли вырос в свободной стране, его влекли республиканские убеждения античных писателей; свобода была для него там, где происходила борьба, где идеалом было общее благо, где каждый человек мог найти применение своим способностям. Он никогда не боялся этой борьбы, никогда не видел гармонии в тишине, жизнь для него ковалась в бурях и столкновениях, откуда рождался путь к лучшему существованию граждан и к лучшим законам. Но он был брошен в темницу без вины и возможность умереть за дело, в котором он не участвовал, должна была представляться ему ужасной.

В то время как Н. Макиавелли писал свое послание, кардинал Джованни Медичи стал римским папой Львом Х. Желая достойно отпраздновать свое понтификатство и привлечь к себе сердца народа, он объявил об амнистии. После 18 дней заключения Н. Макиавелли получил свободу, но ему запретили оставаться во Флоренции. Он удалился в свое имение Страда, надеясь в деревне примириться со своей участью. Однако бедность и жажда деятельности мучили Н. Макиавелли, он чувствовал свои способности, видел грозившие родине опасности, но не мог добиться даже того, чтобы его выслушали. И не мог понять, как это могут не нуждаться в нем, если в голове у него столько ясных планов к возвеличению Флоренции и спасению всей Италии.