100 великих узников

В сентябре 1579 года у Сервантеса был готов новый план: в осуществлении его должны были принять участие два валенсийских купца, проживавших в Алжире. Они согласились приобрести фелюгу, на которой в Испанию собирались отплыть 69 пленников во главе с Сервантесом и неким лиценциатом Хироном. Но от доминиканского монаха Хуана Бланко де Паса о плане узнал Гасан-паша, и Сервантес скрылся в доме испанца Диего Кастельяно. Через уличных глашатаев было объявлено о его розыске. Не желая, чтобы пострадали другие участники заговора, Сервантес сам явился во дворец наместника. Допрошенный с веревкой на шее и со связанными руками, он отказался назвать имена своих товарищей, кроме четырех, которые были уже в безопасности. Сервантеса снова заключили в дворцовую тюрьму, заковав в цепи. Он был прикован у самого входа в большой двор, но длинная тонкая цепь давала ему возможность прохаживаться: эта цепь была специально изготовлена для Сервантеса, и была она серебряной.

Многие исследователи жизни и творчества Сервантеса пытались разгадать причину хорошего отношения Гасана-паши к своему узнику. Может быть, правитель Алжира видел в Сервантесе своего рода талисман? Слуга передавал слова, которые однажды вырвались у паши за столом: «Не погибнет город Алжир, корабли его, рабы и добро, пока будет во дворце однорукий». Гасан-паша держал при себе Сервантеса как держат благородного неукротимого зверя. «Мой знаменитый леопард», – говорил он гостям, подводя их к нише, где сидел и писал Сервантес, потому что паша разрешил ему заниматься всем, чем тот захочет. Кроме того, его два раза в день спускали с цепи и позволяли вдоволь плескаться в одном из колодцев. Через каждые две недели приходил цирюльник и подстригал «леопарду» бороду.

А Сервантес сидел в своей нише, и перед глазами его проходила вся жизнь Дженины. Он изучал пестрые церемониалы разбойничьего двора, затейливое смешение западного с восточным, видел суд и расправу, видел, как людей обезглавливали, вешали, сажали на кол, а потом отмывали кровь с каменных плит, по которым в вечерней прохладе прогуливался паша. Узник знал о таких делах государства, о которых, пожалуй, не знал никто.

Но наступил день, когда Сервантеса выкупили за 500 эскудо. И вот он свободен! Однако, прежде чем отплыть на родину, ему пришлось «оправдываться», ведь выкупленный доминиканский монах Хуан Бланко де Пас, опасаясь разоблачения своего предательства, стал писать на Сервантеса ядовитые доносы. Он приписывал ему осмеяние христианской веры, приверженность к исламу, продажность, развращенность и всякие беспутства… И вместо того, чтобы радостно устремиться на родину, Сервантесу пришлось еще много недель топтать знакомые мостовые, вымаливать свидетельские показания, обстоятельно доказывать свое смирение: что он – не еретик, не тайный мусульманин, не лжец, не развратник, а верный и добронравный сын Католической церкви.

Он покинул Алжир 24 октября 1580 года. Впоследствии в «Великодушном поклоннике» Сервантес писал: «На следующий день они увидели перед собой желанную и горячо любимую родину. Веселье снова заиграло в их сердцах; новое, неиспытанное блаженство потрясло их души, ибо выйти после долгого плена живым и здоровым на берег своего отечества – одна из самых больших радостей нашей жизни». Этому вторит в «Дон Кихоте» и пленный капитан: «Нет на свете большей радости, нежели радость вновь обретенной свободы!»

В монастырских тюрьмах

Стоустая молва распространяла о монастырских тюрьмах самые невероятные рассказы, будто целые десятилетия люди в них сидели без суда и следствия, а заточали их сюда «по высочайшему повелению» навечно. И имен их назвать никто не может, разве что изредка в каком-нибудь раскольничьем скиту, молясь за своего исчезнувшего собрата, называли посвященным место его заточения. При этом часто называли подземные тюрьмы и «каюты» Соловецкого монастыря или «арестантские чуланы» Суздаля.