100 великих узников

В конце декабря 1665 года узника привели в церковь Бастилии и зачитали приговор, а потом Фуке посадили в карету, где уже находились четыре стражника. Д’Артаньян с 50 мушкетерами проводил его до засыпанной снегом деревушки Пиньероль, находящейся в самом центре Пьемонта. Здесь он был передан под надзор коменданта Сен-Мара, который имел при себе для охраны Фуке еще 50 солдат. После огромного дворца в Во-ле-Виконт у Фуке в замке Пиньероль были только две крохотные комнатушки. Цитадель наглухо закрыли, и никто не мог переступить порог камеры осужденного. Ему не давали книг и чернил, запретили прогулки и свидания, видеться можно было только с местным священником. Пекке, домашний врач Фуке, хотел добровольно разделить с хозяином заключение, но ему в этом отказали. Новости о семье узник мог получать только два раза в год. Мадам Фуке обращалась к королю с просьбой разрешить ей перебраться в Пиньероль и разделить заточение мужа, но ей было отказано. Только через 18 лет со дня ареста жена и дети получили разрешение на первое свидание с Фуке.

Постигшее несчастье не сделало всесильного прежде министра малодушным, и он сносил свое заключение с большой твердостью и смирением. Однажды во время грозы гром ударил в темницу заключенного, были ранены несколько людей, находившихся в ней, но Фуке нисколько не пострадал. В конце 1670 года друзья пытались организовать ему побег, подкупив солдат гарнизона. Но заговор провалился и одного из заговорщиков повесили: рассказывают, что Фуке через окно показали тело его верного слуги Лафайета. После 10 лет заключения за узником следили все с той же строгостью, даже зарешетили окна в его комнатках. Фуке сделался пленником суровых неприступных гор: гурман, когда-то ужинавший под звуки 80 скрипок, теперь слышал только, как постукивает деревянная ложка о самшитовую миску.

Скончался Фуке в конце марта 1680 года: акта о его смерти не существует, вскрытие тела не производилось, гроб сразу же запломбировали. В 1681 году его перевезли в Париж и захоронили на кладбище одного монастыря. Впоследствии в связи с тайнами, окружавшими смерть Фуке, о сюринтенданте стали говорить как об одном из претендентов на роль «железной маски».

Неистовый протопоп Аввакум

Когда патриарх Никон затеял «неладное» исправление богослужебных книг, члены «Кружка ревнителей благочестия» сильно заволновались. К чему эти новшества, если Греческая церковь давно с Латинской соединилась, да и сама Греция под влияние турок попала? Это грекам у русских учиться надо, а не наоборот! И члены «Кружка ревнителей благочестия» отказались повиноваться решению Собора 1654 года. Так возникла оппозиция царю Алексею Михайловичу и патриарху Никону в Москве и провинциальных российских городах. Движение это возглавили протопоп Аввакум и другие священники: они написали подробные возражения по всем пунктам нововведений, но цели своей не достигли и тогда начали сеять враждебное и непримиримое отношение к церковной реформе. Зачем нам греческие книги и греческие обряды? Свое лучше, по ним все святые на Руси молились и Богу угождали! Старина дедовская лучше, по ней предки не хуже других, а много лучше жили…

В Москве протопоп Аввакум сначала проповедовал в Казанском соборе, а когда пришлось оставить его, перешел во двор Неронова и стал совершать богослужения в сушильне. Вместе с ним перешла и значительная часть прихожан, и некоторые из них прямо говорили, что «бывает время, когда и конюшни иные лучше церкви». Про их «сушильное бдение» донесли патриарху Никону, и однажды во двор Неронова явились стрельцы, которые захватили Аввакума вместе с паствой, били его и дергали за волосы, а потом препроводили на патриарший двор.

^{Боярыня Морозова навещает протопопа Аввакума в тюрьме. Миниатюра из рукописи XVII в.}

На другой день арестанта, закованного «юзами, чепью большою», отправили в Андроньев монастырь, где посадили на цепь в темном земляном подвале. Три дня его морили голодом и уговаривали покориться патриарху Никону, но все увещевания были напрасны, поэтому его «отдали чернецу под начало и велели волочить в церковь. У церкви за волосы драли, и под бока толкали, и за цепь трогали, и в глаза плевали». А он в ответ патриарха Никона «от писания бранил да лаял». И тогда строптивого протопопа отправили в Сибирь, но ссылка Аввакума не остановила церковной смуты, как надеялся на то царь Алексей Михайлович. Как снежный ком, пущенный с горы, распространялся по русской земле раскол. Под его знаменем тесно сплотились все защитники старины, считавшие иноземные новшества «дьявольским наваждением» и отстаивавшие древние устои жизни. Личные же страдания не имели над Аввакумом никакой власти.