100 великих узников

Легко и весело жилось в разбойничьем городе Алжире, где всегда можно было увидеть массу интересного: шествие дея и его телохранителей, парад янычар под рев труб и дудок, ежедневные бичевания перед замком, едва над Большой мечетью взовьется белый флаг, возвещающий полдень. Для жителей Алжира праздником было и прибытие кораблей с добычей. Никогда не пустовал Бадистан — рынок рабов, находившийся у самого моря возле Большой мечети. Это была красивая площадка, огороженная кольями и уставленная столиками для расчетов. Здесь пленников раздевали, и вся толпа принимала участие в оценке их физических качеств. Вместо собственной одежды пленникам выдавали грубую рубаху, штаны, подобие короткого кафтана, туфли и красную шапку, в придачу бросали небольшое шерстяное одеяло. Потом начиналась торговля. Турки, иудеи и мавры осматривали „живой товар“, ощупывали плечи, ноги, руки… Так жил жестокий и сумасбродный город, в который был занесен испанский идальго Мигель Сервантес де Сааведра — верующий человек, полный отваги, фантазии и сострадания. Тяжелые мысли овладели Сервантесом, когда он оглядел этот берег, где еще не так давно — в царствование короля Фердинанда Католического — развевалось кастильское знамя. Ему вспомнилась экспедиция короля Карла V, который мечтал основать на африканском берегу свой военный пост.

Сервантес был непродажным, поэтому его отвели в сторону, а потом вместе с тремя другими пленниками — в тюрьму. Он вступил в большое сводчатое и полутемное помещение, в котором пахло сыростью и гнилью. Так как за него надеялись получить большой выкуп, его содержали строго-в цепях и с большим кольцом на шее, чтобы усилить в нем стремление к свободе и сделать его более сговорчивым при обсуждении размера выкупа. Повествуя о жестокости Гасан-паши, турецкого наместника в Алжире, Сервантес вспоминал в „Дон Кихоте“:

Каждый день он кого-нибудь вешал, других сажал на кол, третьим отрезал уши, и все по самому ничтожному поводу, а то и вовсе без повода… Единственно, с кем он хорошо обходился, это с одним испанским солдатом, неким Сааведра, — тот проделывал такие вещи, что турки долго его не забудут, и все для того, чтобы вырваться на свободу… Однако ж хозяин мой ни разу сам его не ударил, не приказал избивать его и не сказал ему худого слова, а между тем мы боялись, что нашего товарища за самую невинную проделку посадят на кол.

Сервантесу даже разрешили развлекаться в Алжире, и он мог целыми днями бродить по городу, позванивая цепью на ноге и разглядывая окружающее. Через неделю он уже освоился со всеми закоулками города, а потом нашелся для него и заработок. Стольким невольникам нужно было отправить на родину письма с просьбой о выкупе, а писать умели немногие. Существовали, правда, специальные писцы, но они плохо владели даром слова, письма у них получались холодные и сухие, к тому же за свои услуги они брали дорого. Сервантес же требовал от просителей, чтобы они рассказали ему о тех родственниках и далеких друзьях, кому отправлялись письма. Его обступали судьбы многих людей, и потому под быстрым пером каждое их слово, каждая жалоба оживали. Он писал к андалузским крестьянам, рыбакам с Майорки, итальянским горожанам, богатым покровителям в канцелярии и монастыри…