Слухи же о том, что Мильда Драуле была любовницей Кирова, по Ленинграду ходили. Только возникли они… на следующий день после выстрела Николаева. Так, например, был исключен из партии фрезеровщик завода «Светлана» Пётр Иванович Березинин, ставший большевиком еще в боевом 18-м. Исключен «за распространение клеветнических слухов, порочащих С.М. Кирова». Вся вина несчастного Пётра Ивановича заключалась в том, что 2 декабря, узнав о происшествии в Смольном, он имел неосторожность заявить в разговоре с товарищами (среди которых, несомненно, был кто-то, кому по должности полагалось слушать очень внимательно): «Киров убит на почве ревности». За то же самое поплатился и слесарь госзавода № 4 Франц Адамович Ранковский, сказавший кому-то, будто «Сергей Миронович Киров был убит Николаевым из-за ревности к жене». Стоит ли говорить, что ни фрезеровщик, ни токарь с Леонидом Николаевым и Мильдой Драуле знакомы никогда не были, о существовании Николаева узнали из газет и, на свою беду, по классической схеме сконструировали показавшийся убедительным мотив преступления. Ведь слухи о любовных похождениях Мироныча наверняка были распространены в городе еще при его жизни.
Никакого намека на ревность не было найдено в дневнике Николаева, равно как и упоминаний о том, что Мильда будто бы собиралась его бросить. На допросах их спросили насчет интимной связи николаевской жены с Кировым, и оба это категорически отрицали. Николаев утверждал, что «жена ничего не знала», «не догадывалась», просил о «снисхождении к ней», не понимая, что своим ходатайством только усугубляет положение Мильды, которой суждено было пережить мужа всего на два с небольшим месяца.
Похороны С.М. Кирова
Советский перебежчик, бывший чекист Генрих Люшков утверждал, что на него сильно повлияли события, связанные с убийством Кирова: «Для меня стало очевидным, что ленинизм потерял стержневую роль в политике партии. Мои сомнения начались с убийства Кирова Николаевым в 1934 году. Это убийство оказало большое влияние на партию и государство. Я не только в то время находился в Ленинграде и под руководством Ежова принимал участие не только в расследовании этого убийства, но и в последующих событиях: публичных процессах и казнях. Я имел непосредственное отношение к следующим делам:
1. Дело “Ленинградского центра” в начале 1935 года.
2. Дело “террористического центра”, готовившего убийство Сталина в Кремле в 1935 году.
3. Дело “объединённого троцкистско-зиновьевского центра” в августе 1936 года.
Перед лицом мировой общественности я должен прямо заявить, что все эти “дела” являются сфабрикованными. Николаев никогда не принадлежал к группе Зиновьева. Из знакомства с его дневниками видно, что это человек неуравновешенный, находящийся в плену диких фантазий, возомнивший себя вершителем судеб человечества и исторической личностью. Это хорошо видно из его дневника. Обвинения, прозвучавшие на судебном процессе в августе 1936 года (о связи с троцкистами и фашистским гестапо, об участии в заговоре Зиновьева и Каменева и их связи через Томского, Рыкова и Бухарина с правым центром), являются выдумкой. Все они были убиты, потому что, как и многие другие, выразили своё несогласие с антинародной политикой Сталина. Но их нельзя назвать выдающимися политиками, поскольку они тоже ответственны за творимое в стране».
Люшков также доказывал, что Сталин не мог организовать убийство кировского охранника Борисова. Когда 2 декабря 1934 года Сталин позвонил заместителю Ягоды Я.С. Агранову и потребовал срочно доставить Борисова в Смольный на допрос, Люшков, в ту пору – заместитель начальника секретно-политического отдела НКВД, присутствовал при этом разговоре. От звонка Сталина до роковой аварии грузовика, в которой погиб Борисов, прошло всего полчаса, а этого времени абсолютно недостаточно для организации покушения. Опровергает он и версию о ревности. Люшков указывал, что в дневнике Николаева, опубликованном несколько десятилетий спустя, главной причиной, толкнувшей его на теракт, выступает обида на несправедливое, как полагал Леонид Васильевич, увольнение его с работы – из ленинградского Института истории ВКП(б).
Убийство Кирова было типичным актом террориста одиночки, из которого потом Сталин соорудил политическое дело и разветвленный заговор, которого в действительности не было.
Хью Пирс Лонг