100 великих загадок истории Франции

После визита к Фурье (в дом к важному чиновнику его привел старший брат) Шампольон, который в то время был с головой погружен в свое новое увлечение – хронологию, вспомнил о давней мечте и снова взялся изучать свидетельства о Древнем Египте, которые имелись у классических писателей Древней Греции и Рима. Но мысль о расшифровке таинственных письмен пока ревниво оберегалась им, таилась где-то в глубине его сознания. Ведь долгие-долгие годы безрезультатных попыток прочесть загадочные надписи были к концу XVIII в. настолько дискредитированы, что не воспринимались уже всерьез. Они считались чем-то вроде алхимии от науки – подобно изобретению perpetuum mobile или исчислению квадратуры круга. Долгое время египетские иероглифы ошибочно представляли чем-то вроде ребусов, видя в каждом знаке слово или понятие. Несмотря на то что еще в XVIII в. были робкие попытки возразить против приписывания иероглифам мистического значения, это мнение было широко распространено вплоть до начала XIX в. Бытовали даже такие «смелые» предположения, что иероглифы – не более чем орнамент, который специально выдавался жрецами за знаки, описывающие тайное учение. Принцип объяснения иероглифов как символических знаков, каждый из которых самостоятельно выражает какую-либо мысль, давал полную волю фантазии.

В шестнадцать лет Франсуа Шампольон отправляется в Париж, где продолжает свое образование, знакомится с известными учеными-ориенталистами. В Национальной библиотеке он работает над коптскими рукописями. На это стоит обратить внимание. Дело в том, что Шампольон считал язык египетских христиан – коптов – ключом к древнеегипетскому языку. Мысль эта была высказана задолго до него и принадлежала иезуиту Афанасию Кирхеру. Однако именно под влиянием фантастических теорий Кирхера о тайном, магическом значении египетских иероглифов их изучение зашло в тупик, поэтому труды его уже не считались ценными для науки. Но широта взглядов Шампольона, его интеллектуальная «всеядность» и в то же время гениальная способность отделять зерна от плевел позволили разглядеть и среди «алхимических» изысканий Кирхера зерно истины. Коптским языком Шампольон заинтересовался еще в Гренобле. Но именно в Париже, за чтением подлинных рукописей, он овладевает им в совершенстве. Изучая тогда же древнеегипетскую скоропись, или, как ее еще называют, «сверхскоропись», Шампольон дает ей название «демотическое письмо» (от греческого «демотикос» – народный, это название употребляет для древнеегипетской скорописи Геродот), которое с его легкой руки приживается в новой науке, прочно закрепившись за этим видом письма.

Для лучшего овладения демотическим письмом Шампольон применяет испытанный метод, известный и сейчас как один из лучших способов овладеть иностранным языком, но редко используемый из-за своей трудоемкости. Он вырабатывает у себя привычку вести свои личные записи при помощи демотических знаков, а также пользоваться этими знаками для транскрипции коптских текстов. Он достигает в этом такого совершенства, что позднее, после его смерти, один из таких текстов, обнаруженных среди его бумаг, ввел в заблуждение члена Французской академии надписей Солеи, который издал этот документ, приняв его за написанную рукой Шампольона копию подлинного демотического памятника.

Окончив курс в Лицее, в 1807 г. семнадцатилетний выпускник Франсуа Шампольон представляет в Гренобльской академии свой труд: географическую карту Древнего Востока и введение в историю Египта. Его сочинения оказываются настолько блестящими, что потрясенные коллеги незамедлительно избирают талантливого юношу в члены академии, где уже через год он становится профессором – в 18 лет! До 1821 г. он преподает в Гренобле, затем снова переезжает в Париж.

Еще во время своего первого визита в столицу он имел возможность ознакомиться с копией записи на Розеттском камне. Этот памятник древней письменности сыграл ключевую роль в изучении египетских иероглифов. Именно с его обнаружением связано возрождение надежды расшифровать когда-нибудь эти знаки.